– Да, заподозрить командира десантников – такое не сразу и в голову может прийти... Нужен был достаточно весомый повод. И повод случился. Я имею в виду слух об отставке Нортона. Размышляя о странном решении командира десантников, вы – уже скорее по инерции – попытались «примерить» памятный вам «ансамбль» ощущений к этому человеку. И вдруг обнаружили, что Нортон, пожалуй, точнее всех остальных «вписывается» в контуры происшествия в кухонном отсеке... Подозрение вас потрясло. Первой вашей мыслью было: явиться ко мне за советом. Вы не сделали этого – вас одолевали вполне понятные сомнения. Но сегодня вам повезло: вы уловили еще одну особенность Нортона, которой был отмечен и ускользнувший от вас диверсант. Не так ли?
– Верно, черт побери!..
На лице Бака отразилась панически напряженная мозговая работа. Я предложил механику высказаться, но он не слушал меня. Он хотел разгадать секрет моего «ясновидения» и спросил для проверки:
– Скажите, какую особенность Нортона я уловил?
– Запах, – ответил я. – Запах одеколона «Антарктида».
– Но ведь я никому... – пролепетал он. Краска бросилась ему в лицо. – Ни единым намеком!..
– Успокойтесь, – сказал – я с досадой. – Никто, разумеется, ничего мне об этом не говорил. И я, понятно, не факир-ясновидец. Все значительно проще: исходную информацию вы дали мне сами.
– Насчет моторной памяти и ощущений борьбы – это я понимаю, – упорствовал Бак. – Те двое... Да... Вы, должно быть, заметили, как я обхаживал их, и догадались. Ведь, кроме всего прочего, вы еще и психолог.
– Вот именно.
– По поводу Нортона... Да, здесь тоже логично. А вот насчет запаха!.. Да, я ведь только сегодня и уловил.
– Утром, – добавил я. – Около трех часов назад. Когда столкнулись с Нортоном у входа в кафе.
– И это вы знаете!..
– Почему бы и нет, если я сидел в кафе недалеко от двери и все прекрасно видел. По выражению вашего лица я догадался, что встреча с Нортоном чем-то вас поразила. На мой приветственный кивок вы не ответили, слепо я бестолково прошлись между столами и ушли не позавтракав. Тогда я, конечно, не знал, что вы торопились к отсек гигиены. Вы торопились вспомнить по свежим следам запахи кое-каких парфюмерных изделий. Результаты ваших экспериментов с душистыми аэрозолями я ощутил. И понял, хотя и не сразу, чем это пахнет... Надо ли говорить, насколько хорошо мне известны парфюмерные вкусы ваши и Нортона?
– Теперь не надо, – сдался наконец Бак.
– Не обижайтесь. На психолога не стоит обижаться за то, что он психолог. Открытие сделали вы, я о нем догадался, и только.
– Это открытие нам ничего не дает, – заметил механик.
Я посмотрел на него.
– Ведь дело-то теперь не наше, – пояснил он, опустив глаза. – Я понял так, что по медицинской части у вас претензий к Нортону нет. Психика у него в порядке, и свои поступки он сознает. В общем... вы как хотите, но что до меня, то скажу откровенно: связываться с Нортоном я больше не желаю. Неприлично как-то, знаете ли, затевать драки с членом командного совета корабля. Пусть ломает экраны, если ему это нравится. – Бак махнул рукой и поднялся. – В конце концов лишний десяток экранов можно сменить, а мне мои зубы дороже.
Уходя, Бак осторожно полюбопытствовал, намерен ли я как-то использовать новые обстоятельства, и, когда я ответил, что нет, не намерен, вздохнул с облегчением. Ужасно ему не хотелось расстраивать нашего капитана...
Итак, раскрыв инкогнито «диверсанта», мы словно связали себя по рукам и ногам. Своеобразие личных качеств «экранного злоумышленника», уровень его служебного положения на корабле лишали нас, дилетантов, практически всяких надежд добраться до истины – тут хоть лопни от любопытства, как выразился бы старина Бак. Зачем понадобилось Нортону ломать экраны? Имеет ли Нортон отношение к загадочной истории о чужаке? Если да, то какое? Ни на один из этих вопросов к до сих пор не знаю ответа. Я, разумеется, совершенно отчетливо понимаю, что тайное битье экранов не есть экстравагантный каприз или, если хотите, некий ритуал абсурда, однако более правдоподобной версии просто-напросто не имею. Вот, пожалуй, и все, что по этому поводу я могу сообщить...
Раут-холл погрузился в глубокую тишину.
– Конец текста звукозаписи, – произнес Купер, и слушатели, стряхивая с себя оцепенение, зашевелились в креслах.
– Необыкновенно любопытный текст, – сказал Никольский. – Я хотел бы иметь его фонокопию.
– Считайте, что фонокопия у вас в руках, – ответил Гэлбрайт. – Ну что ж, профессор, – сказал он Рогану, – должен вас поздравить. Кое в чем медицина утерла нос нашим парням из отделов Наблюдения Внеземельного сектора. А этот Альберт...
– Альбертас Грижас, – поправил Роган.
– Да, Альбертас Грижас... Отчего мне кажется знакомым это имя?.. Он что, по-прежнему в составе экипажа «Лунной радуги»?
– Нет, шеф, – ответил Купер. – Я успел связаться с информаторием УОКСа. Альбертас Грижас временно исполняет обязанности медиколога на суперконтейнероносце «Байкал».
– Причины?
– Самые приятные для Грижаса, Гэлбрайт, – вмешался Роган. – Равно как и для его друзей. Участвовать в последнем рейде «Лунной радуги» к Плутону Грижас не мог, поскольку... во-первых, защита докторской диссертации в Москве. Весьма успешная, кстати. Во-вторых, необходимость его присутствия в Вильнюсе в ответственный момент существенного пополнения семейства Грижасов. Инга Грижас готовилась стать матерью очередной четверки близнецов.
– Так вот откуда мне знакомо это имя! – оживился Гэлбрайт. – «Вильнюсский феномен», «Дважды по четыре – сенсация!»
– В самом деле, – смущенно произнес Никольский. – «Прибалтийские витязи-близнецы», «Демографический микровзрыв в Европе». Я как-то упустил из виду...
– Естественно, – заметил Роган. – Факты рождения близнецов не входят в сферу забот Управления космической безопасности.
– Пока, – подал реплику Фрэнк.
– Что «пока»? – нервно отреагировал на реплику шеф.
– Пока не входят, – пояснил Фрэнк.
– Не понял. Должно быть, очень тонкая шутка.
– Еще неизвестно, чем может обернуться эта «шутка» для наших потомков.
Гэлбрайт удивленно поднял брови.
«Что это со мной сегодня происходит?..» – уже с тревогой подумал Фрэнк, ощущая нависшую в холле атмосферу всеобщей неловкости.
– Молодой человек в некотором смысле прав, – прервал молчание Роган. – По данным статистики, в семьях работников Внеземелья, или – я не люблю этого слова – косменов, близнецы рождаются в двадцать раз чаще, чем в семьях оседлых землян. Особенно это касается «наследственных» работников Внеземелья, то есть косменов второго и третьего поколений. Объяснить упомянутый результат простым совпадением невозможно. Теперь даже скептики понимают, что мы имеем дело с генетической аномалией внеземельного, так сказать, происхождения. Как аномалия проявит себя в дальнейшем, нам
неясно. Будет ли это во вред человечеству... Вопрос изучается.
– Честно говоря, – сказал Никольский, – я не в состоянии вообразить, какую проблему для человечества могут таить в себе факты пусть даже резко возросшей рождаемости близнецов.
– Весьма серьезную проблему антропогенетического свойства, – опередил Рогана Фрэнк. – Если будет доказано, что количество близнецов на Земле возрастает по экспоненте, наши потомки могут оказаться перед угрозой антропогенетического тупи... – Какие-то булькающие звуки заставили Фрэнка умолкнуть на полуслове. Он посмотрел на Рогана. Роган смеялся.
– Простите старика, – сказал наконец консультант. – Невежливо, я понимаю, но... согласитесь, трудно
