зато днём не видишь ночных животных. Таким образом, ночной маршрут оказывается незаменимым для знакомства с сумчатыми животными.
В лесу слышны голоса птиц. Издали доносится звонкое пение птицы-лиры, а прямо над головой раздаётся резкий, металлический крик больших чёрных какаду с жёлтыми полосами на хвосте. Парочка этих птиц сидит на ветвях, их громадные несоразмерные головы кажутся чужими на неуклюжем туловище. Заметив, что я остановился и вышел из машины, птицы снимаются с ветвей и летят свободным полётом, с мощными взмахами крыльев. На лету птицы более красивы и изящны.
В управлении парка получаю различную литературу и очень полезную книжечку «Безопасность в буше» — для тех, кто ходит пешком по лесу. В ней много ценных советов: как вести себя в лесу, если заблудился, если неожиданно укушен змеёй, если обнаружил пожар, и тому подобное.
В беседе с лесничим я обращаю внимание на то, что только в Австралии слово «буш» используется для обозначения зарослей и ландшафта в целом. В Англии понятие «буш» — это только отдельный куст. В русском языке употребление слова «кустарник» ближе к австралийскому, чем к английскому, то есть может обозначать и отдельный куст, и целую местность, поросшую кустами.
Многие приезжают в национальный парк на машинах, оставляют их на смотровых площадках и уже оттуда идут тропами в глубь заповедника, запасшись провизией. Именно таких людей и называют bush- walkers (буквально: бродяги в буше). Одну семью с двумя детьми шести и четырёх лет я встретил идущей пешком даже в нижнем лесу, где есть ещё автодорога. При этом младший ребёнок удобно сидел на папиных плечах. Это довольно редкое и приятное зрелище, когда люди в парке добровольно отказываются от езды на автомобиле.
Обратный путь к вечеру привёл меня на берега живописного озера Сент-Клэр. Оно расположено в южной части обширного национального парка. Местность стала гористой, на горизонте видны скалистые пики, а на противоположном берегу озера возвышается плосковершинная гора с громким названием Олимпус. Очевидно, на такой горе удобно разбить лагерь для «слёта» богов.
На следующий день по извилистой горной дороге удалось перевалить несколько хребтов и спуститься в межгорную котловину, на дне которой приютился небольшой тихий городок Куинстаун. Чистенькие, почти безлюдные улочки, деревянные дома «колониальной» архитектуры — всё дышит ароматом Дикого Запада. Кажется, будто на съёмках ковбойского боевика объявили перерыв, актёры разошлись и декорации на время опустели.
На самом же деле в прошлом веке в этом городке разыгралась не кинематографическая, а реальная «золотая лихорадка». Когда в окрестных горах нашли медь и золото, сюда хлынули толпы искателей лёгкой наживы и приключений. Тогда и город, и все вокруг кипело жизнью. Городок быстро рос, а окрестности превратились в сплошные открытые разработки. Лес был сведён, и теперь склоны котловины лишены и растительности, и почвы — мрачный, зловеще красочный «лунные ландшафт. Лишь кое-где торчащие мёртвые пни, будто в последней судороге вцепившиеся корнями в оголённую породу, напоминают о прежней девственной природе.
Пока ещё жители Куинстауна не успели оценить ущерб, который нанесён природным ландшафтам его окрестностей. Но недалеко время, когда им захочется видеть вокруг города зелёные холмы, лесистые склоны гор, их станут удручать пыльные шлейфы в засуху и потоки грязи в дождливую погоду. Конечно, вернуть «лунному» ландшафту его прежний, земной вид не просто, но надеюсь, что путешественнику следующего поколения живописная котловина Куинстауна откроется в зелёных красках лугов и рощ, полных птичьего пения.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
В СЕРДЦЕ КРАСНОЙ ПУСТЫНИ
Путешествие в пустыни Центра — в самое сердце Австралии — началось из тихой, уютной и зелёной Канберры. Когда я готовился к этой дальней экспедиции, мои друзья в департаменте зоологии сказали мне:
— На этот раз, Николай, тебе придётся найти попутчика. Хватит разъезжать по стране в одиночку. И так мы переволновались, когда ты целый месяц колесил по Тасмании, не подавая вестей. До Мельбурна и Сиднея езди сколько хочешь: дорога оживлённая, то и дело попадаются фермы, бензозаправочные колонки. Но в пустыни Центра одного ни за что не отпустим. Там дикие места, и, если что-нибудь случится с машиной или тобой, помощи ждать долго, может, и несколько дней. А нестерпимый зной — не шутка: день-два — и, глядишь, твои останки достанутся на обед собакам динго. Так что изволь найти хотя бы одного спутника.
— Рад видеть любого из вас рядом со мной в автомобиле, — ответил я. — Но ведь вы все заняты своими делами. Кто же бросит свои эксперименты или полевые работы только ради того, чтобы поехать по моему маршруту?
— Ну, ты прав, Николай, — согласились мои коллеги, с которыми я обсуждал свои планы. — Действительно, никто из нас не собирается в пустыни Центра, но ведь у тебя есть ещё и соседи по общежитию.
Вернувшись к себе, я стал перебирать в памяти своих новых знакомых. Все они занимались либо физико-математическими, либо гуманитарными науками. Вряд ли стоило ожидать, что они заинтересуются природой пустынь. И всё же я решил побеседовать с некоторыми из них. И не напрасно! Выяснилось, что румынский стажёр-физик Василь Морариу давно мечтал попасть в глубинные районы Австралии, он даже собирался присоединиться к какой-нибудь экспедиции. Кроме физики Василь живо интересовался бытом австралийцев, много ездил по окрестностям Канберры. Он готовил книгу о двух годах, проведённых им в Австралии. Уже и название было придумано: «Южный Крест».
Поэтому мне не стоило труда уговорить Василя присоединиться ко мне в роли завхоза. Он обещал помогать мне во всех делах — сборе и учёте животных, в их ловле, фотографировании; не пугали его и тяготы, неизбежные в подобном путешествии.
Василь оказался хорошим товарищем, добросовестным помощником. Он был всегда энергичен, неутомим и жизнерадостен. Конечно, выпадали и такие дни, когда мы оба до предела уставали. Но это вознаграждалось богатством и новизной впечатлений. К сожалению, ни его, ни мой родной язык не могли служить нам средством общения: я совсем не знаю румынского, а Василь учил русский в школе, но говорить на нём так и не научился. Поэтому нам пришлось общаться на английском. Любопытно, что за два месяца путешествия у нас обоих заметно ухудшилось произношение и уменьшился словарный запас английского языка. Не подкрепляя фонетику и лексику постоянным контактом с носителями литературного языка, мы постепенно «опустились» до уровня пиджин-инг-лиш — примитивного жаргонного диалекта. Эпизодические встречи и беседы с шофёрами, фермерами, безработными аборигенами ещё более укрепляли нас в этом — ведь жители австралийской глубинки используют в общении простой и крепкий жаргон, могущий шокировать «благородный» слух. Но если вникнуть в дух этого языка — он хотя и прост, но точен, образен, меток и полон сочного юмора.
Дорога от Канберры до Аделаиды была мне уже знакома по прошлой поездке на остров Кенгуру, и новое путешествие началось, когда мы от Аделаиды повернули на север. С каждым десятком километров ландшафт становится всё более засушливым, и вот, уже проехав городок Порт-Огаста, мы увидели настоящую щебнистую пустыню, поросшую редкими кустарниками. Мы отправились в путь в конце апреля, когда в Южном полушарии наступила осень.
Большинство кустарников сбросило листву, и это усугубляет впечатление безжизненности ландшафта. Асфальт Кончился, и пыльная грунтовая дорога ведёт нас на северо-запад, лениво, будто нехотя, извиваясь меж невысоких пологих холмов и озёрных котловин. Будто манящая влага, сверкает белизной под лучами солнца соляная корка, сковавшая дно высохших озёр. Конечно, и после редких здесь дождей, когда котловины ненадолго заполнятся водой, жажду ею не утолишь — вода будет горько-солёной.
Оглянувшись, видим за собой густой шлейф пыли, но тут встречная машина заставляет на минуту- другую окунуться в серое облако её шлейфа.
Пыль проникает к нам в кузов, оседая на руках, лице, одежде, во рту, и скрипит на зубах.
Но к нашему удовольствию, встречных машин становится всё меньше, и все реже случаются пылевые ванны.
Увидев, что дорога совсем опустела, я решаю по просьбе Василя дать ему уроки управления «лендровером».
