возможности присоединиться к нашей экспедиции. Интерес ученого — получится или не получится? Но меня сейчас интересовали и тревожили только две вещи — сигарообразный космический корабль на горизонте и молчание Зигрун. Я бросился к ее капсуле. Лицо ее было в крови, пульс еле прощупывался.
— Так! — заговорил из-за спины Ран. — Вы, господин фон Рейн, и вы, господин Цимлянский, отнесите девушку в медицинский отсек. Я вызову туда Лемке и его группу. Потом возвращайтесь. Вы мне нужны здесь.
Я схватил Зигрун на руки и бросился с ней в медотсек.
Когда я укладывал Зигрун в капсулу, она вдруг очнулась и, схватив меня за шею руками, зашептала:
— Мы в ловушке. Все пошло не так. Мария должна связаться с Теей и Гуном.
После этого молодая женщина потеряла сознание снова. Я же, оставив ее на попечение Лемке и прибывших вместе с ним в качестве ассистентов и медсестер Магдалены и Лотты, отправился обратно в командный отсек. У выхода я встретился с запыхавшимся Цимлянским.
— Вы отличный спортсмен, господин фон Рейн, — сказал он, задыхаясь.
Прибыв в командный отсек, я доложил Рану о словах Зигрун. Оберштурмбаннфюрер задумчиво потер шею. Потом он включил громкоговорящую связь и сообщил экипажу, что первый этап немецкой межзвездной экспедиции прошел успешно — мы достигли созвездия Тельца. О том, что мы промахнулись мимо Альдебарана более чем на триста световых лет, он умолчал. Ран говорил что-то еще, но я слушал, как говорится, вполуха. Меня продолжали заботить серебристая сигара на фоне звездного купола и слова Зигрун о ловушке.
Закончив с поздравлениями, Ран напомнил членам экспедиции о необходимости до его особого распоряжения оставаться на своих местах и сохранять отсеки корабля загерметизированными. После этого, сев на край полетной капсулы, он кашлянул в кулак и обратился к присутствующим:
— И все-таки я ума не приложу, почему мы оказались от Альдебарана дальше, чем в начале пути. Госпожа Орич, что скажете?
— Думаю, что кто-то с принимающей нас стороны, то есть на Шумере, намеренно направил нас сюда, — подумав, произнесла Мария. Она явно была озадачена создавшейся ситуацией не меньше, чем мы.
— Вы сможете вступить в телепатический контакт с Теей или Гуном и выяснить ситуацию?
— Постараюсь, — с готовностью кивнула Мария.
— Отлично, — щелкнул пальцами Ран и снова озабоченно уставился на экраны. — Обелиски мне знакомы, но что это за сооружение сигарообразной формы над линией горизонта?
Я молчал.
— Может, это встречающие? — усмехнулся Цимлянский.
— Думаю, мы должны проявлять осторожность, — заговорил я с дрожью в сердце, вспомнив Корелли. — Мы отклонились от намеченной цели, и теперь можно только гадать, что собой представляет этот аппарат. Надо установить за ним постоянное наблюдение и, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, связаться с Шумером. Шумер находится в состоянии войны с некой цивилизацией Марб. Может быть, это вражеский корабль.
— Мы не воюем с цивилизацией Марб. — Было видно, как на скулах Отто Рана заходили желваки. Он посмотрел на меня, потом на Марию. — В докладах Хорста о телепатических контактах с «умами внешними» нет упоминания о Марбе.
— Это было одно из последних сообщений, принятых Зигрун. Возможно, что Хорст не успел его зафиксировать, — соврал я.
Желваки на скулах Рана заходили еще больше, но он промолчал.
В молчании, изучая лишь технические выкладки и доклады «Тора» о состоянии систем жизнеобеспечения корабля, мы провели полтора часа. Мария Орич тем временем медитировала в своей каюте, пытаясь выйти на связь с Шумером, а Зигрун, находясь в коме в результате кровоизляния в мозг, висела на волоске между жизнью и смертью в медицинском отсеке.
В четырнадцать часов по берлинскому времени весь экипаж, кроме вахтенного офицера, оставшегося в командном отсеке, и двух инженеров-техников, дежуривших в технических отсеках на первом уровне, собрался по указанию Рана в жилом отсеке корабля, в обширном помещении столовой. Это помещение с квадратными колоннами, украшенными причудливой резьбой с изображениями созвездий и планет, более походило на помпезный и дорогой ресторан. Тридцать столиков, уже с символикой Третьего рейха, были свободно расставлены между колонн. Каждый столик, рассчитанный на шесть человек, надежно прикручен к палубе.
На свой первый обед вне родной планеты, почти на другом краю Галактики, все собрались очень быстро. Необычность и нереальность происходящего, а также часы психологического напряжения сказывались. Щеки у многих горели, глаза лихорадочно блестели. Меня самого захватывала буря из самых разнообразных чувств — от восхищения удавшимся межзвездным прыжком, в успехе которого многие сомневались, до тревоги и страха перед неясным будущим.
Взойдя на небольшую сцену, увенчанную придуманной лично Генрихом Гиммлером эмблемой экспедиции — черной свастикой, объятой языками пламени и девизом «Сгореть или закалиться», Отто Ран еще раз поздравил всех с удавшимся межпланетным перелетом. Я боялся, что оберштурмбаннфюрер затянет свои поздравления надолго или пригласит на сцену еще кого-нибудь, но ошибся. Ран быстро закончил, пожелав всем в финале своей торжественной речи приятного аппетита и разрешив после обеда свободное перемещение по кораблю и обустройство в каютах, чем сорвал волну неподдельно искренних аплодисментов.
Обед удался на славу. Повар, итальянец по имени Энцо Лука, крепыш небольшого роста с роскошными черными усами, приготовил «рояль в кустах» и на десерт подал настоящий праздничный торт. Торт был вкуснейший, и Лука, разрумянившись от удовольствия, слушал восторженные возгласы в свой адрес. Уж не знаю, как Хорсту удалось уговорить такого домашнего по виду и своему характеру человека, как Лука, отправиться в этот смертельно опасный полет. Во многом благодаря живописному итальянцу напряжение последних часов начало спадать. Не хватало только шампанского и вина, но позволить себе выпивку в связи с тревожностью и неопределенностью обстановки мы не могли.
Для меня успех был омрачен рядом обстоятельств — погиб Хорст, пустовало место Зигрун за столом, а на одном из многочисленных обзорных экранов над нашими головами в небе чужой планеты хорошо был виден серебристый корабль марбов. Не явилась к обеду и Мария Орич, что говорило о возникших сложностях при установлении контакта с Шумером. Да и с Шумером ли? Теперь я в этом не был уверен. Но, казалось, лишь Магдалена, сидевшая рядом, ясно понимала мою тревогу. Воспользовавшись тем, что наши соседи за столом — Отто Ран и Аполлон Цимлянский отвлеклись на какое-то веселое замечание за другим столиком, Магдалена наклонилась ко мне и сказала:
— Эрик, все будет хорошо. Мы справимся.
Она сказала это так уверенно и твердо, словно ей все было известно заранее. Я вспомнил об агенте даргонов среди экипажа. А ведь им был один из нас. Или одна?
«Я превращаюсь в параноика», — с печалью подумал я и отправился на смену Готта, несшего вахту в центральном посту «Молоха».
Оставшись в одиночестве на капитанском мостике, я размышлял о том, что мы можем противопоставить возможному вторжению марбов. Единственным действенным оружием были лишь мои личные боевые навыки и «слуга Шумера», припрятанный в арсенале. С досадой я подумал о назревающей необходимости рассказать Отто Рану о марсианской вылазке. Вряд ли ему понравится, что Хорст и я утаили информацию о тех событиях. Хотя об этом, скорее всего, не стоило беспокоиться. Что бы ни подумал оберштурмбаннфюрер, он не будет раздувать «пожар». Он до сих пор даже не заикнулся о странных обстоятельствах, сопутствующих нашему старту. Как весьма умный человек, Ран понимает — мы выживем, только если будем едины и монолитны, как кулак. Раздоров быть не должно, даже если «Молох» набит агентами противоборствующих сторон по самую завязку. Кто бы кем ни был, сейчас мы являемся представителями одной стороны — планеты Земля.
Во второй половине дня, в ходе обхода корабля, я наконец рассказал Рану о событиях на Марсе. Осматривая образец лазерного оружия в арсенале, расположенном все на том же втором, жилом, уровне
