болезнях.
— Это все страшно приятно слышать, во всяком случае должно быть приятно, но моя жизнь — чистый ад. Я знаю кучу идиотов, совершенно безмозглых, набитых предрассудками, непрошибаемых, упертых кретинов, которые счастливы! А у меня скоро будет язва и уже есть несколько седых волос… Я не хочу больше так жить, не могу. Я долго и дотошно изучал свой случай и пришел к выводу, что мое неумение приспособиться к жизни происходит от ума, строптивого и вредоносного. Он не дает мне покоя, я не в состоянии с ним справиться, из-за него я как дом с привидениями — мрачный, опасный, пугающий, одержимый распоясавшимся духом. В меня словно вселился бес, и этот бес — я сам.
— Даже если у тебя типичный случай горя от ума, я все равно не могу сделать то, о чем ты просишь. Как врач не могу — это противоречит всем законам медицинской этики. А как друг — не хочу.
— Я больше не в силах думать, Эд, ты должен мне помочь. Мой мозг бежит марафон каждый день, каждую ночь, он безостановочно вертится как белка в колесе.
— Очень тебе сочувствую, но не могу. И вообще, я не понимаю, ты замечательный, оригинальный, ты сам не знаешь, как тебе повезло. Тебе нужно научиться жить, оставаясь собой. На какое-то время, пока ты не придешь в себя, не преодолеешь свое теперешнее состояние, мы найдем способ сделать так, чтоб тебе жилось полегче.
— Чтоб мне жилось полегче, я должен стать идиотом.
— Это идиотизм.
— Значит, я на правильном пути. Неужели никак нельзя изъять у меня часть нейронов? Существует же банк органов, банк крови, банк спермы, значит, должен существовать и банк нейронов, так? Те, у кого их слишком много, могли бы поделиться с теми, кому не хватает. К тому же это была бы гуманитарная акция.
— Увы, такого не существует.
— Ну что же мне делать, Эд? Что со мной будет? Почему я не такой, как все? Я хочу жить обычной жизнью, хочу пошлого мещанского счастья, хочу быть обывателем. Муравьем в муравейнике.
Продолжая говорить, Антуан что-то рисовал на листочке со схемой; вокруг мозга он изобразил множество муравьев и отдельно одного большого, якобы похожего на него самого.
— Помнишь книжку, которую ты мне подарил на день рождения, когда мне исполнилось десять?
— «Господин Тарарах»?
— Да, «Господин Тарарах». Ему все время не везет. Когда он выходит из дому, обязательно идет дождь, он стукается головой обо все, что только можно, забывает пирог в духовке, теряет вещи, вечно опаздывает на автобус… Почему? Да потому что это господин Тарарах! Эдгар, у меня такое чувство, что я потихоньку становлюсь господином Тарарахом… Господин Тарарах — это я!
По щекам Антуана потекли слезы. Эдгар обнял его и похлопал по плечу, что имело следствием неостановимый приступ кашля. Эдгар достал из шкафчика микстуру, дал Антуану две ложки, потом сунул ему «Твикс». Антуан жадно набросился на хрустящие шоколадные палочки, перестал всхлипывать и потихоньку успокоился.
— А ты не пробовал сходить к психоаналитику?
— Пробовал, — ответил Антуан, беспомощно разводя руками.
— Ну и?
— Он считает, что все нормально, что у меня нет никакой патологии… Знаешь, что он сказал? «Радуйтесь жизни, молодой человек, оттягивайтесь по полной. Не мудрите». Интересно, в какой школе психоанализа он обучался? В школе имени великого учителя жизни Тома Джонса?
— Ладно. Раз такое дело, давай попринимаем бодрозак. Я вообще против такого рода препаратов, но твое состояние, суицидальные мысли вынуждают меня попробовать. Но это ничего не решает, это не лечение.
— Эд, я хочу всего-навсего поменьше думать.
— Бодрозак оказывает успокаивающее и антидепрессивное действие. Это как раз то, что тебе сейчас нужно. Он не совсем безвреден, поэтому ты будешь приходить ко мне каждый месяц, чтобы я посмотрел тебя и решил, продлевать лечение или нет.
— Не совсем безопасен? Что это значит?
— Бывают небольшие побочные действия, как у всех препаратов: сухость во рту, головокружения, быстрая утомляемость… И главное, очень приятная зависимость. Ты обязательно должен прочесть инструкцию по применению и соблюдать дозировку.
— И это поможет мне меньше думать? — спросил Антуан с надеждой,
— Могу гарантировать: ты будешь почти как зомби. Жизнь покажется тебе намного проще. На самом деле она, разумеется, останется такой же, как была, просто ты не будешь этого замечать. Но имей в виду, что это только на время.
— Отлично, — обрадовался Антуан. — В сущности, ты совершенно прав, лучше без необратимых мер. Я погорячился. Знаешь, мне кажется, это будет как спасательный круг, он поможет мне продержаться, а потом уж я выплыву сам.
Они поболтали еще немного об общих друзьях, о том, как поживают родственники, о кино. Антуан обожал задавать Эдгару вопросы по медицинской части: почему от газированной воды рыгают, почему ногти растут, почему человек чихает, почему икает, почему, когда скрипят мелом по доске или ножом по тарелке, бегут мурашки по коже. Когда все назначения были получены и бланк рецепта заполнен, Эдгар и Антуан сердечно пожали друг другу руки. Антуан, как обычно, сделал попытку заплатить за консультацию, Эдгар, как обычно, отказался. Засим Антуан с Корали покинули кабинет.
Антуан жил в старом доме на девятом этаже. В коллеже и в лицее он регулярно подвергался узаконенному унижению: вместе с двумя-тремя товарищами по несчастью, столь же мало пригодными для установления спортивных рекордов, его либо вовсе не принимали в футбольную или волейбольную команду, либо он был там худшим из худших. Ему приходилось сносить ругань и издевки
