– Как не пожить, пока есть возможность? Ты ведь тоже время зря не терял. И не меня они берегут, а тебя, па!
– Пусть меня. А кто бы ты был, если б не я? И не кричи тут. Наверху все слышно.
– Кегельбановы на даче, отец, я заходил. Тебе бы давно надо переехать в особняк. Пятикомнатная квартира на пятом этаже… Да в Швеции работяги лучше живут! Рассказать на Западе стыдно…
– А я, сынок, не для Запада живу. Я русский, служу народу. Кегельбанов слушается каждого слова, а сделай я тебя председателем КГБ, ты же отца родного посадишь! Шучу, конечно. Но не будет тебе этого поста!
– Брось, батя, я пошутил… Не надо мне этой должности. Сам буду расти. Давай за это выпьем.
– За это – давай…
Из серванта была принесена бутылка коньяку и рюмки налиты до краев. Они чокнулись.
– Домой поедешь или у нас переночуешь?
– Домой поеду, батя. Высплюсь, а с утра начну расти.
– Тогда езжай, и мне дай отдохнуть. Дело к часу ночи…
Отец глянул в щель между портьерами в окно. Он подождал, пока сын сел в машину, отъехал. За ним вырулила вторая черная «Волга» и скрылась под аркой.
Междоу прочим, дальнейший рост сына происходил так. Он подговорил своих друзей гебешников, и в поезде Москва – Хельсинки они напоили его начальника – управляющего объединением «Промсырьеимпорт» Министерства внешней торговли Седого, направлявшегося в Финляндию. Пьяного Седого спровоцировали на высказывания, затем на драку, а потом высадили из поезда. После этого министр Патоличев упросил Генерального секретаря разрешить перевести на эту должность торгпреда в Швеции сына Генсека. В западных газетах стали писать: «Сын помогает в гешефте отцу». К семидесятилетию человека с густыми бровями его сын был назначен заместителем министра внешней торговли.
Отец прилег на диван, притянув к себе японский транзистор. Вялой рукой он покрутил ролик, наткнулся на музыку, потом услышал, как помянули его по-русски: «Кремлевский владыка трезво рассуждает, что…» В это время раздалось непрерывное завывание глушилки, и он так и не узнал, о чем рассуждает трезво.
Он попытался задремать, но почувствовал легкую боль в паху. Поноет и само пройдет. Тут вспомнилась просьба Сагайдака. Завтра закрутят, затянут дела – будет не до нее. Как бы это сделать получше, на принципиальной основе? Он тихо встал с дивана, и обе собаки мгновенно поднялись и прошастали к двери, следуя за хозяином.
– Тс-с-с! – он погрозил им пальцем.
В квартире все спали. Дочь не уехала, осталась ночевать, на вешалке висел ее плащ. «Решила поспать одна», – ворчливо подумал отец, взял пальто, не надевая его, отодвинул тяжелый засов и отжал два замка.
– Ты чево надумал? – услышал он позади себя ворчливый шепот.
– Те чаво поднялась, мать? Не лезь не в свое дело!
Мать в свои восемьдесят два была крепкой, никаких болезней не знала и сына держала в строгости, считая, что дети – всегда дети и дай им одну поблажку, а уж бегут за другой.
– Это в какое ж не в свое? – прошептала она. – Как с твоими собаками в дождь таскаться – это мое, а тут не лезь? А ну, вертайся! Куды это собрался на ночь-то глядя!
Он стоял и смеялся. Ему было приятно, что мать на него кричала, как на маленького. От этого он чувствовал себя моложе, энергичнее. Он обнял ее за плечи, поцеловал в белые волосы.
– Ложись, маманя, спать, не волнуйся. У меня государственные дела…
Она отстранилась и продолжала строго:
– Это ж какие государственные – ночью? Знаю! Вертайся, говорю!
Собаки зарычали, чувствуя, что назревает конфликт, но не могли своим простым умом решить, серьезен ли он, чью сторону принять, и потому рычали неопределенно. Хозяин между тем уже отворил дверь; псы, всегда готовые гулять, выскользнули на площадку и таким образом приняли его сторону, рыча теперь на мать. Дверь он притворил за собой поспешно, чтобы мать не выходила на площадку.
– Ну, погоди, ты у меня добалуешьси! – слышалось из-за двери. – Штаны спушшу, да отстегаю твоим же ремнем, не посмотрю, шо тебе людей стыдно! Будешь тогда ишшо гулять!
Он с собаками уже ехал в лифте. Из парадного за ним выскочили двое поджарых молодцов в синих японских куртках, протирая глаза и потягиваясь.
– Т-с-с! Оставайтесь на местах, ребята, я сам.
Он поспешил к «Мерседесу», который ему подарили недавно, и сел за руль. Охрана побежала к «Волгам».
– Эй! – крикнул он им, погрозив пальцем. – Я сказал, оставайтесь!
Собаки на заднем сиденье «Мерседеса» недовольно зарычали.
– Нельзя. Без охраны не положено! Нам ведь неприятности…
– Да я скоро вернусь, ребятки… Не сообщайте, и не узнают. Ступайте спать!
Они сделали вид, что подчинились, и повернули назад к подъезду. Он завел мотор и, не разогревая его, тронулся с места. Охрана переждала немного и потихоньку поплюхалась в машины, чтобы отставать, но не потерять его из виду.
На мокром после полива Кутузовском проспекте он глянул в будку: автоинспектора не было. Он повернул вправо к арке и Бородинской панораме, потом подумал и, сняв телефонную трубку, набрал номер.
