исполнителем воли которых он, Ягубов, является. Поколебался, не напомнить ли, что Макарцев скрылся от органов в трудное для партии время, но решил, что этот факт пригодится позже. Упомянул лишь сына Макарцева.
– Записал? – спросил, подождав, Ягубов.
– Все записывается, – успокоил Шамаев. – Я доложу.
В приподнятом настроении Степан Трофимович вышел в приемную.
– В ЦК, Леша! – он слегка присвистнул.
Алексей вскочил и побежал впереди Ягубова, раскручивая ключи на брелочке. Когда замредактора садился в машину, мотор уже работал. Двое сотрудников вежливо раскланялись со Степаном Трофимовичем, и он им степенно кивнул, подумав, что настанет время, когда шофер будет открывать перед ним дверцу. Делается это для ранга не ниже завотделом ЦК. Впрочем, вопрос несущественный, дверцу самому открыть нетрудно. В этом ощущается особый демократизм.
Отъезд Ягубова Кашин наблюдал, стоя возле окна. За столом у него сидел Ивлев.
– На чье имя заявление?
– Пиши на Макарцева. Как положено.
Он смотрел на Вячеслава с сочувствием.
– Я ведь тут ни при чем. Сам понимаешь, я исполнитель. Приказали – делаю. По мне бы – работай ты у нас на здоровье хоть до пенсии…
– Да видел я эту газету в гробу, Валентин! – легко бросил Ивлев. – Разве в этом дело?
– Может, и устроишься где…
Не удержавшись, Кашин добавил от себя то, что не должен был говорить. Статья, по которой Ивлев увольнялся, исключала такую возможность. Вячеслав этого не знал и не обратил внимания на последние слова завредакцией.
Вячеслав размашисто накатал заявление, расписался, протянул листок.
– За трудовой книжкой попозже зайдешь, ладно?
В коридоре Ивлев остановился, заколебавшись. Он решил, что уйдет побыстрей, чтобы ни с кем не встречаться, не объяснять, не выслушивать слов сочувствия. Потом подумал, что скажет только Сироткиной. Но тут же убедил себя, что и к Сироткиной лучше не заходить. Она узнает от других, когда его уже не будет. У Якова Марковича тоже лучше не маячить. В результате заглянул он к одному Полищуку.
– Я сматываю удочки, Лев Викторыч. Привет!
– В командировку? А почему я не знаю?
– Видимо, Степан Трофимыч не изволил посоветоваться. Я совсем…
– Что?! Да объясни же членораздельно! Ведь Макарцев запретил…
– Это я слыхал, Лева… И вообще, поосторожней: я с хвостиком.
– Чепуха! У них ничего не выйдет! – Полищук включил селектор.
– Анна Семеновна, Ягубов у себя?
– В ЦК, Лев Викторыч. Будет часа через два…
– Ясно, – он нажал другой рычажок. – Яков Маркыч, не могли бы вы срочно зайти? Спасибо!
– Я ушел, – бодро сказал Ивлев.
– Погоди!
– Знаешь, настроения нет…
– Но мы все переиграем, уверен!
Говорил он это в спину Вячеслава. Тот пожал плечами и быстро пошел к лифту, чтобы не встретиться с Раппопортом.
Стол Полищука был заполнен материалами, подготовленными к 99-й годовщине со дня рождения Ленина. Сегодняшний номер, целиком посвященный этой знаменательной дате, вместил малую толику. Теперь Полищук разбирался: что не устареет до следующей, сотой годовщины, что надо пропускать постепенно, по мере подготовки к юбилею, что вернуть обратно в отделы и освежить новыми фактами, а что за полной непригодностью выбросить. Ответсекретарь сдвинул в сторону неразобранные материалы, вытащил номерной телефонный справочник для служебного пользования и быстро листал его.
Взгляд Полищука уперся в Харданкина, с которым он вместе работал в ЦК комсомола. Тот хотел быстро расти, радовался благам, которые можно получить, но на горло товарищам не наступал. Когда ему предложили перейти в органы, он основательно выяснил условия и согласился. Соединившись, Лев спросил совета. Так и так, умный парень, жаль…
– А мы дураками не занимаемся, – серьезно ответил Харданкин. – Для этого есть милиция.
Спросив фамилию, он обещал навести справку. Просил позвонить дня через три. Вошедшему Таврову Полищук, разведя руки, объяснил, что пытается хоть что-нибудь выяснить.
– Это шутки Ягубова, – сказал Лев. – Он ведь и на меня катит баллон. Макарцев вернется – отменит приказ.
– Шутки бывают разные, – посопев, философски заметил Яков Маркович. – Тут Ягубов вызывает меня и спрашивает: «Почему вы сами придумываете почины? Ведь это искусственно. Почины-то народные! Их надо не сочинять, а брать из жизни». «Это мысль! – говорю я ему. – Увидите – берите!» С тех пор он о починах молчит…
