- 'Сердца четырех' идет... Ты, небось, этот фильм видела?- спрашивает между тем Нефедов.
- Я все фильмы видела,- скромно отвечает Люська, едва шевеля губами.
Нефедов вталкивает Люську в фойе, протягивая билетерше Фаине Семеновне билеты, а Люська с ней здоровается. Косой со Шкаликом бросаются за ними, а билетов у них нет. Билетерша реагирует немедленно и строго:
- Ваш билет, гражданин! Нету? Тогда куда ж вы прете да еще с ребенком?
Косой сует билетерше купюру, а она его руку отталкивает:
- Идите на здоровье в кассу!
Потому что директор стоит у своего кабинета и следит за происходящим.
В зале смеркается: механик свет реостатом медленно гасит. Люська надеется, что сейчас фильм начнется и Косой их в темном зале не найдет. Но не успели они до своих мест дойти - она видит, что Косой, купив билеты, к ним проталкивается. Нефедов с Люськой вдвоем на одном костыле и трех ногах ковыляют, а он на своих здоровых двух - за ними. Но все-таки они уже пробираются по проходу к своим местам.
Люська помогает Нефедову сесть, костыль у него, как всегда, берет, а у самой сердце в пятки ушло. Киножурнал начался. Музыка бодрая звучит, и показывают, как советские войска Варшаву берут и как фашисты драпают. Косой в темноте по ряду продирается, добрался до них, но мест свободных возле них нету. Шкалик в проходе сел на пол и фильм смотрит.
Косой запыхался, сопит и говорит Нефедову:
- Эй, ты, красная армия! Вот тебе, падло, мой билет и ступай отседова на мое место, здеся я посижу.
Нефедов голову подвинул, чтобы Косой ему экран не загораживал, и отвечает холодно:
- Спасибо, но мне и тут неплохо. Так что иди, парень, на свое место и не застилай своим телом кино.
И рукой отодвигает Косого в сторону. Сзади из зала Косому кричат, что он экран загораживает, смотреть взятие Варшавы мешает.
В гневе Косой руку нефедовскую стряхнул с себя и берет его за грудки.
- Кому сказано, вышвыривайся отсюда!
У него аж пена на губах и матерщина, как горох, сыплется. Люська сидит ни жива ни мертва, только локоть Нефедова от страха сжимает. Нефедов берет из рук Люськи костыль, упирает подлокотник Косому в подбородок и рывком приподнимает костыль вверх, так что голова Косого откидывается назад. Косой отбивает рукой костыль так, что тот с грохотом летит мимо в проход, а сам лезет за пазуху, и у него в руке оказывается финка.
- Нефедов!- в отчаянии кричит Люська.- У него нож! нож! нож!..
В эту секунду в ряду перед ними поднимаются два человека и заламывают Косому руки, согнув его через стулья так, что вот-вот переломят ему спину пополам. С боков поднимаются еще чьи-то руки и мертвой хваткой берут Косого за ноги, чтобы он не мог брыкнуться.
Сзади кричат:
- Безобразие! Сядьте, кина не видно!
Им спереди отвечают:
- Щчас, щчас, граждане, не волнуйтесь! Один момент, и будет порядок...
- Шкалик,- выкрикнул Косой.- Дуй до плотины, зови ребят, наших бьют!
- Заткнись!- рявкнул чей-то угрюмый бас.
Слышно, как Косой хрипит. Видит Люська, что его выносят, и он исчезает в темноте.
Через некоторое время те, кто выносили Косого, вернулись и опять сели впереди Нефедова с Люськой. Один из них протянул назад пятерню и пожал руку Нефедову.
Услышав крики, прибежала в зал билетерша Фаина Семеновна. Киножурнал остановили, в зале зажгли свет.
- Что здесь происходит, граждане? Почему шум?
За билетершей следом в зал протопали трое в матросских бушлатах с автоматами - военный патруль. Только теперь Люська увидела, что в зале, впереди них и кругом, сидят раненые из госпиталя, одетые кто во что горазд, как могут одеваться только раненые: кто в шинели, кто в ватнике, кто в одной пижаме. Это в такой мороз-то!
Патрульные прошагали по одному проходу и вернулись к фойе по другому. Убедившись, что все в зале в порядке, они ушли следом за билетершей.
Свет в зале снова погасили, и вместо журнала стали крутить дальше 'Сердца четырех'. Первый раз в жизни Люська не смотрела на экран и ничего, кроме Нефедова, не видела. Вспомнила только про костыль, который упал в проход, нагнулась и подняла. Отдала своему стойкому оловянному солдатику костыль, и как- то так получилось, что она сама взяла его под руку.
Нефедов к ней наклонился, прижал ее руку к пушистой своей щеке и молчал, но руку не отпускал, держал на своей щеке весь фильм. В конце Люська сказала:
- Нефедов! У меня рука затекла.
Фильм кончился, в зале загремела веселая песенка. Зрители поднялись со своих мест и двигались по проходам в сторону дверей с надписью 'Выход'. Вдруг движение застопорилось, в тамбуре перед выходом образовалась толпа, послышались крики, потом стало тихо. Толпа не двигалась, но стояла полукругом, не решаясь идти дальше, на выход.
- Да что там такое? Дайте пройти...
- Двигайтесь, граждане, не задерживайте остальных!
- Куды двигаться-то? Там покойник...
- Где покойник?
- Да вот, прямо тут, у выхода...
- Так милицию надо вызывать. Где милиция?
Люська с Нефедовым протолкались вперед и раздвинули чьи-то плечи: на полу, возле стены, лежал скорчившись человек. Руки его были связаны сзади, а на голову надет клеенчатый мешок, перетянутый на шее веревкой. Лежавший не двигался и, видно, уже давно задохнулся. Люська сразу сообразила, в чем дело, не ахнула, не пикнула, только прижалась грудью к руке Нефедова. Он поглядел на труп спокойно, даже равнодушно и сказал:
- Пойдем отсюда, Люся. Ничего тут для нас интересного нет.
- Слушай, Нефедов!- прошептала Люська ему в самое ухо.- Зайдем к нам? Познакомлю с мамой...
Зрители стали потихоньку продвигаться к выходу, боязливо обходя стороной тело, лежащее у стены. Только раненые из госпиталя подталкивали друг друга, выбираясь из зала, и, дымя цигарками, балагурили, будто ничего не произошло.
Через полгода, когда солдат Нефедов стал студентом пединститута, они с Люськой пошли в очередной раз в кино 'Аврора', и Люська ему вдруг прошептала:
- Слушай, Нефедов! Я хочу, чтобы ты на мне женился...
Люська Немец действительно стала Люськой Нефедовой, но произошло это после войны и не сразу. Потом Нефедовы превратили мать в бабушку, подарив ей двух внучек, таких же белобрысых, как их одноногий отец. Но это совсем другая, сторонняя история, а в этой пора поставить точку.
ЗЕМНОЙ ШАР НА НИТКЕ
Олег Немец не любит безделушек. С годами накапливается их в квартире множество - сувениров, статуэток, висюлек разных. Однажды, когда в Америку отбывали, все это пришлось оставить, и, Олег думал, навсегда. Но вот теперь в его двухэтажном доме, где число комнат определить трудно из-за недостаточного количества перегородок, безделушки опять появились, и количество их растет еще быстрей, чем раньше.
Жене они нравятся, ее руки расставляют везде слоников, собачек и кошек, буддийских божков, мексиканских дракончиков и гавайских человечков из лавы, не говоря уже о русских поделках: матрешках,
