изображает Обеспокоенных Первосвященников. Но возможности, которые предоставляет эта ситуация, за несколькими замечательными исключениями, растрачиваются на самолюбование.
Илл.: Джаспер Джонс «Флаг» (1954 г.)
Самые авангардные творцы визуального искусства уверены в значимости своей работы, намекая на невысказанное превосходство, и, таким образом, принуждая публику признать себя в чем-то неадекватной и невосприимчивой или, возможно, реагировать на это, превращая их предубеждение и недопонимание в вербальную жестокость и, как в случае Серрано, цензуру. Лежащая в основе этой концепции философия, по-видимому, сравнивает Художника с астрономом-еретиком Коперником. Художник, так же знает, что Земля вращается вокруг Солнца и история однажды докажет, что его представления были «правильными», а «массовое» мнение — ошибочным. Но, как я уже говорил, Искусство неизмеримо.
«Я делаю все это, чтобы привлечь тебя… Неужели мне это не удалось?».
Столкнувшись с безразличием, многие художники реагируют, как избалованные обидчивые дети, каковыми в повседневной жизни многие из них и являются. Они стремятся обрести хотя бы дурную славу, если известность ускользает от них или кажется нереальной мечтой. В конце концов, современный Мир Искусства так легко оскорбляется и оскорбляет, все это весьма очевидно. Он всегда стремится оправдать гранты, социальное положение, свое абсурдное самолюбие, пытаясь выполнить некую, зачастую воображаемую, эволюционную, провоцирующую авангардную роль. Все это было бы хорошо, но большинство художников вовсе не стремятся уничтожить общество, они не хотят ни просвещать, ни менять его. Они желают выглядеть значимыми, восприимчивыми посвященными, оставаясь в рамках неменяющегося общества. Позиция, сходная с той, которую в прошлом веке занимали медиумы-спиритуалы. Как писал американский писатель Том Вулф в своей книге «Раскрашенное слово», художники всегда кричат об одном и том же: «Посмотри на меня!».
Называя себя «художниками», они подразумевают, что другие люди — менее восприимчивые и творческие, чем они сами, и, превращая искусство в нечто критичное и парадоксальное, на деле они не воодушевляют социальные перемены, а лишь пытаются преувеличить свою социальную значимость, представить себя проницательными и дальновидными. Они подразумевают, что лишь у них есть гражданская совесть. Их аудитория — которая «ценит» такие идеи — вступает в эту игру и греется в отраженных лучах славы. Они должно быть слишком утонченны и чувствительны, чтобы разгребать этот мусор. Многое из современного концептуального искусства, особенно в скульптуре и перфомансе интересуется главным образом не «изменением человеческим» восприятием жизни или общества или вселенной и их избранным местом в этом, но «изменением» восприятия искусства зрителем и обычных повседневных образов. Серрано, следует отдать ему должное, помимо своего Христа использовал множество образов и икон, которые имеют большое репрезентативное значение.
Иллюстрация: Караваджо «Саломея»
Нет ничего плохого в том, что художник стремится исследовать восприятие, ведь это одно из его предназначений. Тем не менее, я не могу не задаваться вопросом по поводу используемых ими упрощенческих методов.
В социальном отношении это искусство практически бесполезно, но оно приветствуется современным обществом, поскольку дает видимость социального и культурного прогресса и дискуссии. Одно из наиболее ценимых произведений современного искусства — «Мишень» Джаспера Джонса, изображает мишень для стрельбы из лука. Изменило ли оно чье-либо восприятие столь же существенно, как связанные со Временем теории Стивена Хокинга, или Ирод, обезглавивший святого, чтобы выполнить обещание, данное любимой дочери? Но я слегка отклонился от темы.
Присвоение и контекстуальное изменение повседневных социальных и синтетических образов и предметов, во всяком случае, старо как мир. Дадаисты занимались этим в еще 1920-х годах, и большинство художников поп-арта сделали на этом карьеру. И я задаюсь вопросом, действительно ли зритель каким-то образом может идентифицировать себя с подобным творением. Скорее всего, как мне кажется, он идентифицирует себя с художником и со словами художника. Серрано, использующий образы как и подразумевает слово «образ» — для создания конфликта — типичный художник, взращенный на мифе, что просто являясь «художником», человек способен наполнить образы и предметы силой. Идея — что просто контекстуализируя образы под стеклом и накладывая их друг на друга, «массы» западного мира конца 20-го века начнут исследовать реальность — диктаторская и напыщенная, и к тому же просто нелепая. Для церкви — читай музея, для музея — читай галереи.
В этом смысле таких концептуальных художников можно сравнить со средневековыми алхимиками, неверно понявшими аллегорический смысл оккультных текстов и, будучи наивными, как Стриндберг, или занятными извращенцами, как де Ре, пытались в буквальном смысле изменить физическую структуру реальности посредством химического соединения возвышенного и нелепого. Активистское искусство — это искусство, которое стремится быть более социально значимым, бунтарским и вызывающим, чем нарциссический классово-сознательный мусор, который на деле по большей части изначально должен быть полезным. Помимо изменения чувственного восприятия, это должно угрожать разнообразным статус кво, существующим в искусстве и обществе. (Забыв на минуту об эстетике, как поступают многие художники, я могу увидеть небольшую особенность в художниках, которые не пытаются угрожать, изменять или преступать через систему, когда так многие дизайнеры интерьеров заняты этим). Но многие «социальные» художники игнорируют тот факт, что в сумрачном остроумном денежном мире искусства такие формы протеста почти автоматически разрушаются контекстом и их манерным сознательным стилизмом. Если бы таких художников заботили социальные аспекты, как они утверждают, они бы, разумеется, это прекрасно понимали.
Принято считать, что Итальянское Возрождение повлияло на культурные гуманистические идеи эпохи и что, каким-то особым образом, изменило теологическую мысль. Это не так. Церковь категорически не «приняла» гуманистические тенденции движения. Она их поглотила. Искусство всегда было связано с религией и всегда использовалось организованной Религией. Корневое слово в «культуре» — «культ», а слово «культ» произошло от «colere», что означает «поклонение».
Исчезающие особенности блистательного Пьеро делла Франческа приводят взгляд не в бесконечность, но в стены церкви, стены, возведенные Церковью. Великая архитектура эпохи использовалась не для того, чтобы дать людям крышу над головой, но для прославления церкви и для буквального, физического контроля над паствой посредством использования символизма и акустики. (Например, утверждается, что гимны, исполняемые в таких соборах, были созданы для того, чтобы сознательно стимулировать выработку эндорфинов в человеческом мозге, приводя тем самым прихожан в легкое «возбуждение»). Достижения Возрождения, спонсировавшиеся Римом, не изменили доктрину Церкви, но использовались Церковью для усиления ее могущества. Караваджо, написавший Саломею, получающую голову Иоанна Крестителя, создал поистине великолепные образы, но сделал немного для того, чтобы помочь решить экзистенциальные проблемы человека, едущего по утру в автобусе на работу.
Если смотреть на это с таких позиций, возможно, Серрано сделал это, чтобы подвергнуть сомнению вдохновленное Возрождением восприятие Христа. Вырвав Христа у храмовников и вернув его людям. Идея и образ Христа не принадлежат Церкви или Леонардо, равно как и Пуччини — не собственность рекламщиков из «Бритиш Эйруэйз». Может быть, он просто пытался заставить людей задуматься над этим. Но есть составляющая, которую утратило даже самое «провокационное» современное концептуальное искусство, это сложно понять. Утраченный элемент — последующее предложение, утраченная цифра в сумме.
Возможно, я слишком обобщаю и пристрастен в своем отношении к творению Серрано, как я рассматриваю большинство произведений активистского искусства. Но учитывая стереотипность подобной работы, это неудивительно. Как я указывал, в наши дни достаточно объявить себя активистом и создать произведение, которое вызовет возмущение, считая, что эта акция автоматически становится значимой сама по себе. Просто критикуя статус кво. Но, учитывая навязанные критерии подобного искусства, этого недостаточно для того, чтобы стать социально сознательным, и наслаивать предполагаемо важные образы и слова не имея представления о том, что Маркс и Энгельс называли «направлением движения». То есть, представления о целях и задачах революции. Недостаточные знания, на самом деле, скорее представляют
