Краснова кивнула. Так, как если бы все поняла.
— Хорошо. Сколько у нас там осталось на счету? — по-деловому поинтересовалась она. — Или нам его уже заблокировали?
— Не могли. Счет оформлен на меня лично, — Виктор перевел дыхание. — Кое-что осталось, да.
— Так давай считать. Что закупаем в первую очередь: палатки, биотуалеты… ну?! Кто-нибудь кроме меня собирается думать?
Стукнула дверь, пробежались галопом по коридору звонкие шаги. Хлопнули еще пара дверей: сегодня они собрались не в конференц-зале, а у Виктора в кабинете, в торцевом помещении, где из окна сквозь голые ветви деревьев просматривался кусок площади и часы. Кстати, уже одиннадцать скоро, вот- вот прибудет поезд из Дмитрозаводска, надо бы позвонить Ксюхе, как она справляется там, все-таки на шестом месяце… Накатывала уже высокая, словно цунами, волна азарта и куража. Он сумеет. У него получится.
Грохнула последняя дверь, и на пороге, шумно переводя дыхание, возник Женька. Взъерошенный и красный, опухший, невыспавшийся, с широченной улыбкой во все лицо — в яркую крапинку зеленки.
— Давно заседаете? Я сильно опоздал?
ГЛАВА III
Сначала они обедали на его холостяцкой кухне, где не работали плита и холодильник, не было ни хлеба, ни масла, ни лишней чашки, и каждая неправильность, каждое несоответствие встречалось вспышкой двойного неудержимого смеха. Потом, сразу после огромной чайной чашки кофе, сваренного на спиртовке, Анна захотела спать: действительно, не считать же сном пару часов забытья на базе у Химика. Олег постелил в рабочем кабинете, и Анна уснула мгновенно, не успев заметить кирпичную стену напротив окна и даже вспомнить о ней. И совсем-совсем — когда та кое случалось в последний раз? — не видела снов.
Когда она проснулась, были полумрак и тишина. Как всегда после пробуждения на новом месте, это место не удалось узнать мгновенно, и вспыхнул момент паники, почти ужаса. Пружинно села на кровати, осмотрелась по сторонам. Медленно, с облегчением перевела дыхание. Мы уже были здесь, в этой крошечной комнате с узким диваном и огромным компьютером. Кажется, мы всю жизнь засыпали и просыпались здесь. Вспомнилось самое главное — весна! — и Анна потянулась, улыбаясь по-девчоночьи мечтательно. Вот только так темно, странно для нашего севера; разве уже ночь?
— Ты встала?
И как он догадался, мы, кажется, не слишком шумели. Засмеялась, оборачиваясь навстречу. Олег стоял в светлом прямоугольнике двери. Похоже, пока все-таки не стемнело.
— Который час?
— Полшестого. Я думал, ты не проснешься до утра.
— Тебе, наверное, надо работать, а я заняла кабинет.
— Ну, это еще не самое страшное. Как подумаю, мне и спать где-то надо.
— Безобразие. Мне выметаться?
— Подожди. Давай решать проблемы по мере возникновения.
— Попробуем.
— Кофе будешь?
— Опять?! Ну, если в постель, то уговорил.
Олег вышел на кухню, а она встала и подошла к окну. Стена была здесь, никуда она не делась, отсекая по-прежнему солнце и внезапную весну. Стена, которую не обрушить, хоть мы и оказались вместе вопреки всем на свете цепям. Но можно ее не замечать. Болтать, смеяться, пить кофе и смотреть только друг на друга. Разумеется, это глупо и неправильно, но ведь неправильно теперь все. Зато у нас есть наша маленькая безграничная свобода размером с тесный кабинет и крошечную кухню. Хотя нет, живем! — еще же первый этаж.
— Просила в постель, а сама подскочила.
— Это глюк, — рассмеялась, вприпрыжку пересекая комнату. — Я лежу.
— Держи, не облейся. Забыл спросить, как там птенцы?
— Уже летают. Они теперь в санатории живут.
— У Ильмы?
Перехватила его взгляд в сторону окна; незаконченный, оборванный. Никакого окна нет и не было никогда, и совершенно необязательно видеть отсюда беседку среди сосен. Как интересно, что он тоже называет ту девочку выдуманным, неправильным именем. Как здорово, что можно безо всякого стеснения и дипломатии задавать любые вопросы, обращаясь к живому человеку гораздо более свободно, чем к привидению в парке:
— Такая странная девочка. Красивая. Твоя дочка?
— С чего ты взяла?
— Ну ты же знаешь, я могу себе что угодно выдумать и обосновать. Нет?
— Нет. Я с ней здесь познакомился.
— Она чудесная, правда?
— Чудесная.
— Она заранее знала про весну.
— Она обо всем знает заранее.
И снова они смеялись навстречу друг другу, потому что теперь только так и можно реагировать на удивительное, ведь оно, удивительное, стало основой, содержанием и нормой нашей новой жизни. Ильма знала не только про весну, она знала, что мы будем вместе. Чудесная девочка, не может быть, чтоб она была безнадежно больна. Но она знает не обо всем, нет, она сама говорила — лишь о тех вещах, которые не могут быть по-другому.
Опять предопределенность, опять длинная цепь. Мы сменили страны, сменили имена, мы строили свои отдельные жизни, искали каждый свою свободу — выходит, ради того, чтобы в конце концов все-таки пересечься, притянуться, защелкнуться намертво, и весь бушующий хаос вокруг так или иначе работал на нас, на нашу неотвратимую встречу. Мы встретились, и наступила весна. Мы смеемся, а солнце и не думает садиться за горизонт. Нам хорошо и весело, мы говорим о чем угодно и понимаем друг друга без малейших расхождений, мы совпадаем во всем, вплоть до нюансов интонаций и оттенков смыслов. Если б еще не эта стена за окном, за спиной, на слепом пятне, вне зоны нашего общего восприятия…
— Задвинь жалюзи.
— Нету. Так и не собрался повесить.
— Ну занавески хотя бы… я так не могу.
— Ты смешная.
Но и он не мог тоже, ничего он не мог и не хотел под взглядом этой глухой стены. Улыбнулся и пошел на кухню мыть чашки. Анна осталась в кабинете, села, обхватив колени руками. О самом главном мы до сих пор молчим. И в молчании тоже все понимаем — но от этого нам обоим не легче. Рано или поздно придется выговорить вслух, озвучить необходимость что-нибудь решить. Одновременно признав свое бессилие, несовместимое с любовью.
Олег вернулся:
— Может, пойдем погуляем? Ты знаешь, мы, кажется, одни во всем поселке.
Не оборачиваться к окну. В принципе, он неплохо придумал: ведь выйти из дому можно и с другой стороны.
— Давай. А может, кто-нибудь остался?
— Проверим.
Они одевались в тесном полутемном коридоре — неудобно, надо бы все-таки повесить тут зеркало, —
