всемогущие силы. Плодов и хлеба, вина и пряностей, мяса и сыра, шерсти и полотна издавна хватало на всех, ибо все в мире устроено справедливо, и теперь, когда восстановится утраченное равновесие…
Как оно восстановится?!
Мильям вздрогнула, уронила руки. Вот оно! Жуткое противоречие, издевательски виляющее длинным змеиным хвостом.
В этом новом, замкнутом изнутри мире — где в нем найдется место для мужчин? Для воинов, которые совсем недавно, помнится, уже были неразумно возвращены с границы? Что делать с ними великому Гау- Гразу, установившему вокруг себя куда более надежную защиту, чем их оружие, отвага и кровь?! Что им самим теперь делать здесь?!!..
И Валар.
Она сбилась на полуслове, уронила руки, заметалась взглядом по сторонам, натыкаясь повсюду на сосредоточенные лица, шевелящиеся губы, глаза, наполненные тайным светом… Что вы творите?! Неужели вы не понимаете, что купол, возводимый сейчас вашими руками и заклинаниями, отрежет вас в первую очередь от ваших же сыновей и отцов, мужей и любимых?!. Как болит голова, уже почти пробитая насквозь острием солнечного луча, направленным точно в перекрестье пробора между четырьмя черными косами… Она обманула вас, женщина с холодным разумом под светлыми волосами. Глобалы всегда обманывают; она, Мильям, должна была лучше кого бы то ни было знать об этом… догадаться… предупредить…
Остановитесь!!!
Юста Калан стояла немного поодаль, выше по склону, и тень от ее узкой фигурки, облитой мужским комбом, уже сместилась чуть-чуть в сторону из-под ног. Глобалья женщина зачем-то взглянула на запястье. А затем запрокинула голову к небу, щуря зеленые глаза навстречу солнцу.
И солнце взорвалось.
Невероятной силы вспышка ослепила на время; затем какие-то мгновения Мильям видела все в обратном отображении света и тьмы: цветок черного огня в полнеба, очерченного белыми силуэтами пологих северных гор. Края чудовищных лепестков заклубились завитками и спиралями, постепенно окрашиваясь в багряно-огненный жуткий цвет. А потом языки небесного пламени свернулись в жгуты, завяли и потекли вниз, тяжелыми каплями раскаленной лавы сползая по внешней поверхности купола.
— Вала— а-а-а-ар!!!…
— Юстаб должна была его предупредить. Вернее, просто позвать домой, ничего не объясняя. Он вернется, вот увидишь.
Юста смотрела вниз, на жухлую траву у себя под ногами, неподвижную, уже успевшую позабыть, что в мире бывает ветер. И не видела, как Мильям медленно покачала головой. Повторила бесцветно, не поднимая зеленых глаз:
— Вернется.
Мильям оглянулась.
Усталые женщины рассыпались по плоскогорью, словно овечья отара по пастбищу. Сидели, вытянув ноги или поджав колени, лежали, раскинув руки, на спине или, облокотившись, на боку, прикрыв глаза или глядя вдаль, на уходящую за горизонт невидимую и непроницаемую стену. Отдыхали. Солнце, привычно склонившееся к западу, высвечивало одинаковое умиротворение на юных и морщинистых лицах. Они сделали то, что считали правильным и необходимым. Они с самого начала прекрасно знали, что делают.
Где-то там, в немыслимой небесной дали, высоко над верхней точкой купола, навеки заслонившего от врагов великий Гау-Граз, трещат под щедрой тяжестью уставленные яствами циновки, и Могучий улыбается широкой улыбкой хозяина навстречу дорогим гостям. И они — веселые и красивые, в алых башлыках и косматых папахах, в парадных бешметах, скалящихся серебряными газырями, с инкрустированными ножнами кинжалов и сабель на поясах причудливой чеканки — рассаживаются, балагуря, по местам. Наполняют чаши искристым небесным вином, готовясь приступить к шумному и вечному пиру. Заслуженному сполна их доблестью и смертью.
Наивысшее счастье для воина.
Просто она слишком долго жила с человеком, который отказывался в это верить. За его жизнь борются сейчас не древние силы вольной земли, а «реанимационные технологии» Глобального социума. Его родного мира. Может быть, этим «технологиям» и удастся вырвать его у смерти, чего не сумела сделать самая сильная юная волшебница Гау-Граза. Продлить его жизнь еще на какое-то время… А потом?
Мильям тронули за плечо. Юста.
— Иначе было нельзя, — проговорила она. — Ты должна понять. Через несколько поколений на Гаугразе установится демографический баланс, который будет регулироваться не войной, а… не знаю. Чем- нибудь другим. В принципе плотность населения здесь достаточно низкая, и если в семьях будет рождаться по одному ребенку, как у нас… ну, максимум двое…
Она осеклась под смехом Мильям, коротким и режущим, как острие кинжала.
— Как у вас. — Судорожно вдохнула, подавившись колючим смехом. — Вот мы и спрятались под купол — как вы. Теперь, как вы, перестанем рожать сыновей… это же бессмысленно, если нет войны. А что будет потом?
Юста пожала плечами. Она уже думала о другом. О чем-то своем, куда более важном.
— Купол, — тревожно спросила она, — в нем ведь можно открыть… проход?
Мильям не сразу поняла. А затем почувствовала, как на лицо помимо воли снова, медленно, словно туча на горную вершину, наползает темная, мстительная улыбка.
Вот оно, ваше слабое место. Вы, глобалы, запросто, смело беретесь за такие отвлеченные для вас дела, как спасение чужого мира. Вам кажется, что вы просчитали все: чужие ценности, стремления и силы, чужую веру, чужие, а потому вполне допустимые потери. И в азарте так досадно, по-глупому забываете о себе. В том числе об этой вашей недоступной пониманию женщины Гау-Граза «категории свободы»… И сами неизбежно оказываетесь пленниками.
Это справедливо.
Все еще улыбаясь, Мильям отрицательно покачала головой.
ЭПИЛОГ
По утрам меня теперь никто не будит. Я уже взрослая, вот! Я сама решаю, когда ему начаться, утру.
Сегодня оно началось в двенадцать сорок пять, потому что я с вечера забыла запрограммировать отвечалку. Нормально — связить человеку в такую рань? Я думала, это Гунка, и уже собиралась спросонья послать ее подальше, но потом все-таки разлепила глаза и глянула на монитор. Оказалось— дядька Роб. Дядька Роб классный. Ни у кого нет дядьки, а у меня есть. Жалко, что Медик не выпускает его из блока и даже не каждый день разрешает мне прилетать, зануда. Я бы, конечно, все равно прилетала, но они в общей сети с Постовым, блокируют шлюз, и все. Я обещала дядьке когда-нибудь намертво их подвесить; сам он в современных версиях ну совершенно не шарит.
Но сегодня Медик соизволил. И я, узнав об этом, подпрыгнула чуть ли не до потолка с пиратской заставкой «секс и мегаполис» в эконом-режиме, а потом ухнула назад, протаранив все восемь слоев постели. Супер!!!
Последнее время, если честно, я категорически не знаю, куда себя девать. У Гунки сессия. Арвис, между нами говоря, напрягает с каждым днем все больше и больше; хорошо, что он тоже где-то учится и не может торчать постоянно перед глазами. А в нормальные места (с хорошей психовиртуалкой, кофе, выпивкой и блок-свидалками) меня уже не пускают, типа как несовершеннолетнюю. В смысле, раньше прекрасно пускали, это папик постарался. С его связями можно кому угодно испортить жизнь. Впрочем, мне ее портят все кому не лень.
Кроме дядьки Роба. Он единственный никогда не говорит со мной о первичной специализации, стратегических планах на жизнь и кромешном ужасе выпадения из социума. Кстати, если кто не знает, моя мама до двадцати пяти лет была в асоциалке. И ничего, потом возглавляла ведомство. В отличие от большинства из тех, кто пытается вправлять мне мозги.
Мама бы, конечно, послала их всех подальше, начиная с папика… Ладно, проскользили.
Я подорвалась с постели, на радостях запустила аннигилятор, хотя вообще-то восемь слоев для меня не предел, сбегала в душ (в водном режиме, все равно счета оплачивает папик, пускай разорится!), натянула
