засунул неизвестно куда свой идиотский мундир.
— Что?..
Она бы многое отдала, чтобы дослушать. Чтобы понять непостижимое: зачем он говорит ей об этом — сейчас?!
И вообще — чтобы понять.
Красс был уже почти у него за спиной. Он полз на локтях и одном колене, волоча ногу, страшный, с заиндевевшей бурой бородой и темной бороздой через щеку, нос и губы. Он мог в любую минуту отразиться в ее очках, спохватилась Эва.
Сдвинула на лоб. Зажмурилась.
Человек выбрался из расщелины и тяжело привалился к заледенелому краю скалы. Холодно, даже сквозь комбинезон… хорошо. Когда холодно, почти не больно.
Теперь женщина могла видеть его отчетливо, хоть бы и с высоты драконьего полета, а уж тем более в двух шагах, практически в укор, если б догадалась повернуть голову. Но она не видела. Беспорядочно металась по склону, взмахивала руками и вопила так, что, как известно любому альпинисту-новичку, могла запросто вызвать горный обвал. Впрочем, горы здесь, наверное, сплошь из тезеллита, а эту породу не так легко привести в движение. Так или иначе, женщина об этом не думала. Просто кричала, и ее голос многократно отдавался звучным эхом.
«Красс!» Еще раз: «Красс!!!»… и так далее. Хорошо быть героем. Катиться с ускорением по горному склону, по-кошачьи обнимая противника, под раскатистую музыку собственного имени. Постепенно превращаясь в изломанный неузнаваемый труп. Романтично. Она не забудет.
Извините. Не в каждом заложено с детства стремление к героизму и цивильным погонам.
Остановилась, опустила руки. Медленно побрела вверх по склону, проваливаясь в снег, и на мгновение человеку показалось, что она его наконец-то заметила. Нет, куда там. Подошла к дракону. Заговорила. Она всегда питала болезненную склонность к этим рептилиям-мутантам, особенно говорящим, по прихоти колониальных экспериментаторов наделенным подобием интеллекта. Любопытно, что они там сейчас обсуждают. Не его ли, к примеру, судьбу… ага, размечтался.
Сейчас она взберется в седло на чешуйчатой спине — и всё.
Человек задвигался, погромче шелестя тканью комбинезона. Потом кашлянул. И наконец сдался:
— Ева!
Обернулась стремительно, как на выстрел. Увидела. Бросилась было к нему, но — это еще что такое? — затормозила на полпути, нагнулась, что-то нашарила на развороченном утоптанном снегу. Подошла. Медленно. И не вплотную.
Человек едва не рассмеялся вслух, разглядев серебристый пистолет в ее руке.
— Боишься меня?
— Так спокойнее. Неплохо тебя знаю.
— Думаешь?
— Знаю, что ты не остановишься. Ты ведь собираешься всё равно добраться туда? Даже если я тебе скажу, что Срез под угрозой катастрофы… меньше чем через три часа…
— Какой еще катастрофы?
— Кольцевое замыкание по тезеллитовому полю. Как тогда. Фроммштейн уже не отменит свой приказ, но если поднять тревогу, сообщить по всем подстанциям, что где-то запущена программа на сбой…
— Это он тебе сказал?
— Я тоже надеюсь, что это блеф. Но не могу быть полностью уверена. Он же сумасшедший… был.
— Такое невозможно чисто технически, Ева. Успокойся.
— Правда?
С женщинами просто. Любой аргумент, апеллирующий к технике, воспринимается ими на веру магически, априори. Не говоря уже о том, что женщина легче легкого позволяет убедить себя в том, чего хочет сама. А ей сейчас меньше всего хочется спасать какой-то Срез. У нее совсем другое желание. Одно- единственное.
Но она слишком устала и потому взяла паузу. Опустилась на снег, и их лица оказались вровень.
— Знаешь, Федор, это Фроммштейн убил моего отца.
— Я догадывался.
— Даже так?
— Даже больше: наш герой, покойный полковник Красс, думаю, знал наверняка. Это было дилетантское убийство, Ева, и сомневаюсь, чтобы цивилы не раскрыли его в два счета. Представь себе: один старик стреляет в другого, затем пытается представить это как самоубийство, да еще и эффектное, в мундире. А не найдя его в шкафу, заказывает своим службам срочно подвезти такой же, ведь для олигарха нет ничего невозможного… Ты думаешь, вся эта возня осталась незамеченной? Смешно.
— Мне — нет.
— Извини. Хотя лично я не понимаю, почему он не поручил это дело профессионалам.
— Он говорил, некоторые вещи всегда приходится делать самому. Не думаю, что он заранее планировал… убивать. Наверное, пришел к отцу вести переговоры по Ресурсу… Просто поймал момент. Так совпало. Контрапункт.
— Да уж.
— Но я все-таки не понимаю, почему…
— Ты наивная, Эва. Таких, как Фроммштейн, сажают за неуплату налогов, но никак не за убийство. Это во-первых. А главное, всем было выгодно, чтобы преступление осталось нераскрытым. Чтобы за него взялась ты. Всем до единого…
— …претендентам.
— Может, хотя бы теперь перестанешь меня так называть?
— Почему? Разве что-то изменилось?
Металлический звон в голосе. Чуть заметное движение пистолета, о котором вспомнили, хоть пока и не направили в упор. Человек снова чуть не рассмеялся. Подумал, что, наверное, неплохо выглядит. Видимо, из-за мороза.
— В общем, да. Расстановка сил. Ты вооружена, ты успела пошушукаться с драконом. Я тебе теперь совершенно не нужен. Не бойся, я понимаю.
— Федор…
— А ты думала, я начну тебя убалтывать? Мол, только ты и я, и больше никаких претендентов, так близко, не упустить момент… и что-нибудь еще о власти над новым миром. Глупо. Хотя старику Фроммштейну почти удалось.
— Неправда.
— Не буду настаивать. Сейчас уже не проверишь, благодаря самоотверженности нашего доблестного…
— Прекрати!
— Прекращаю. Я, конечно, мизинца его не стою, поскольку, увы, до сих пор жив. Но попробую все- таки потягаться в благородстве, раз уж пошла такая пьянка. Не буду тебе навязываться, Эва. Иди. Вернее, лети.
— А ты?
— Можешь профилактически прострелить мне ногу, если боишься, что я уцеплюсь за драконий хвост. Опять-таки, рана добавит мне чуть-чуть героизма.
— Перестань паясничать!!!
Ну наконец-то. Впервые за всё время — слезы в ее глазах. Зрелище, ради которого стоило десять лет назад ввязываться в эту игру с рукописями, ресурсами и абстрактными мирами. Красивая точка.
— Хорошо, Эва, не буду. Я серьезно… иди. Сама знаешь, другой возможности у тебя не будет. Претендентов на Ресурс по-прежнему полный набор: и цивилы, и экстремисты, и группа «Блиц», и моя родная Структура…
— Понимаю. Федор…
