женой надо отправляться в Исходник, а он не самоубийца, да не очень-то и хотелось. Посмеялись. Я спросила, что такое Ресурс. Панчо сделал большие глаза: разве Миша тебе не говорил? И смотрел на меня так странно, будто на новорожденного драконенка, голенького, неинициированного. Я спросила, будет ли он приходить к нам в гости в резиденцию. Он сказал: может быть, посмотрим.
Не будет он приходить. Никто, наверное, не будет.
А в замке всё по-старому. Комнаты, вещи, книги, люди. В моих покоях вполне жилой дух, тепло, тезеллитовые подсвечники: жутковатое чувство, будто я и не уходила никуда. Роза стала совсем старая, у нее какой-то нервный тик, и кажется, что она всё время ухмыляется пренебрежительно, издевательски. А может быть, так оно и есть. Я ее понимаю.
Оказывается, я совсем забыла, как это — когда слуги и ничего не надо делать самой. Столько свободного… нет, просто пустого времени. Даже для Коленьки Миша нанял няню из Исходника — зачем?.. и почему не посоветовался со мной? Когда она его уносит, мне остается только библиотека. Не такая большая здесь, как в зимней резиденции… кстати, надо спросить Мишу, поедем ли мы туда зимой. Наверное, да. Всё теперь выглядит так, будто мне, принцессе, снова принадлежит весь Срез. А мой муж распоряжается им по своему усмотрению. Логично.
Как он договорился с тобой, папа? Ведь я вижу, между вами голая договоренность, чисто деловая, ничего личного. И еще мне кажется, что это он говорил с тобой с позиции сильного, а не наоборот. Правда?
Жаль, что ты не можешь мне ответить. Хотя в любом случае я вряд ли дождалась бы от тебя правды. Как и от Миши. Знаешь, по-моему, вы чем-то очень похожи. Словно два разных дракона, инициированных одной личностью. Так иногда случается, мне рассказывал Драго. Когда эксперименты только начинались и не было банка личностей, за этим не следили строго… Таким драконам при встрече невыносимо находиться рядом. Кто-то один вынужден уйти.
Драго тоже не хотел возвращаться в замок. Хотя у него там специальные драконьи покои, с высокими потолками, удобным ложем. К нашему приезду приготовили всё и для маленького Драми. Для него Миша не брал обслуживающего персонала. Ходит к нему сам, по несколько раз в день. Чаще, чем к сыну. И тем более чем ко мне.
А вчера Миша сказал, что намерен как следует отпраздновать наше новоселье. Устроить не разработческую вечеринку, а настоящий бал с гостями из Исходника. Мне шьют платье. Красивое.
Ты приедешь, папа?
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА I
Раны обкололи со всех сторон какой-то гадостью, и боли уже не было, только странноватое ощущение, будто грудная клетка огромная и твердая, как панцирь краба-мутанта. Правую руку Стар не чувствовал и пальцами на обходе пошевелить не смог. Но врачиха сказала, что это временное явление.
А теперь про него вообще все забыли. Это и естественно: всего лишь турист с двухнедельной визой и без страховки; скоро они вообще допрут, что не обязаны держать его за здорово живешь в своей крутой клинике. Кто он такой? — даже не заложник, а так, пробегал мимо…
Часа три как в реанимацию никто не заходил. Правда, может быть, и меньше. Или больше. Часов в поле зрения не наблюдалось. Был белый потолок со сдвоенной длинной лампой, стена с кондиционером, спинка кровати, навороченной, со всякими приспособлениями для ног, которые ему не понадобились. По левую руку, если скосить глаза — внушительный приборище с монитором, обширным пультом, джунглями цветных проводков с датчиками, трубками, выдернутыми врачихой из его рта и носа, — а тумбочка, как назло, справа. И прямо по курсу — окно, закрытое наглухо и припертое с той стороны сплющенной веткой синелиста. Вдали за окном, если всмотреться в разномастную зелень, виднелся даже лоскут моря. А он, Стар, валялся тут, как последний идиот. Он и есть идиот. Непроходимый.
Какого хрена он молчал? Ну, допустим, не молчал, но бездействовал?! Надо было сразу отобрать у Бейсика его штуку и шмякнуть ее об землю. Потому что с психами иначе нельзя, а Бейсик по жизни псих. Сработает или нет? Всё остальное ему пофиг. Вот и сработало. Еще как сработало!!!
«Это не я». Все так говорят — потом. В кабинете директора.
Докторша с китайскими глазами над маской сначала сказала, будто жертв среди заложников нет. Потом поправилась, что минимальные. Врет. Стояла такая пальба… еще до того, как он отрубился и перестал слышать.
Открывачка с Воробьем, те просто болваны. На них не стоило обращать внимания. Но тот журналист, Толик…
Это он сбил Стара с толку. Они должны были поговорить о чем-то важном, о таком, что, возможно, помогло бы разобраться в происходящем, прояснить, как действовать дальше. А может быть, и ничего подобного. Но по-любому он, Стар, должен был узнать, чего ради за ним два дня подряд велась слежка! Задать один-единственный вопрос; из-за этих придурков не вышло даже такой малости. А тем временем уходило время, и она…
Если б он написал так в сочинении, то она обвела бы оба «времени» двумя красными овалами, соединенными перемычкой, словно очки. И снизила бы оценку на балл.
Она. Только она. Какого черта ему стрельнуло думать о ком-то еще, отвлекаться на кого-то постороннего, размениваться на несостоявшиеся разговоры и потакать безумным экспериментам?! Тогда как она, возможно, и не знала ничего. И он — а кто еще?! — обязан был найти ее, рассказать, предупредить, не пустить в ловушку, расставленную по всем правилам и с размахом… А сам топтался на месте — вслепую. Ждал неизвестно чего. Дождался.
И еще Дылда. И Марисабель.
Ни телевизора, ни радио; разумеется, все-таки реанимация. Как бы разузнать, чем там кончилось на самом деле? Врачиха-китаянка не скажет, это у них называется заботой о психике пострадавшего или еще хрен знает как. «Жертвы минимальны». А ведь могли замочить всех. Чтобы поглубже спрятать концы.
Пришла ли она — туда?!.
Заныла правая рука. Стар даже обрадовался, теперь он ее по крайней мере чувствовал. Но пальцы всё равно не шевелились. Хорошо хоть, с левой всё в порядке, а главное — действовали ноги: для верности Стар согнул их в коленях, затем поднял уголком и держал до тех пор, пока не разболелась грудь. Интересно, получится ли встать? В принципе, он же не пристегнут больше к этой штуке… Просто выйти из палаты, встретить кого-нибудь и спросить. Сейчас во всем Срезе, наверное, только и разговоров, что о теракте.
Тихо, без скрипа открылась дверь. Стар догадался об этом скорее по движению прохладного воздуха из коридора. Попробовал повернуть голову; ничего не вышло. Один герой собирался на разведку… н-да. Скосил глаза так, что вполне отчетливо разглядел собственный профиль. И размытую белую фигуру где-то на периферии.
Впрочем, санитарка довольно резво двигалась по палате, возя по полу длинную красную щетку. Добралась до окна, развернулась и по-свойски подмигнула Стару:
— Открыть?
Он кивнул. То есть опустил ресницы.
— Не положено, — весело отозвалась она. — Реанимация! Ну да ладно. Чуть-чуть.
Привстав на цыпочки, девушка расщелкнула шпингалет, распахнула створки, с хохотом отшатнулась от ветки синелиста, мазнувшей ее по лицу. В палату ударил воздух: свежестью, коктейлем запахов, жизнью.
