– А как же? Как теперь? Это ошибка. Его должны отпустить. Он ни в чем не виноват!
Ефим молчал.
– Его должны отпустить! Фима! Посмотри, сколько у нас картошки?
Фима заглянул под стол.
– Нормально, еще есть. На неделю хватит.
– И крупа еще есть. Ничего. Неделю протянем. А дальше разберутся – и его отпустят.
Фима взглянул на невестку.
– Оля, тебе нужно успокоиться. Ты не имеешь права сейчас впадать в истерику. У тебя дети.
– Да. Я знаю, – Оля, не понимая, смотрела на свояка. – Ты что, решил мне напомнить о моих обязанностях?
– Я думаю, тебе нужно искать работу.
Ночью за Олей никто не пришел. Обыска тоже не было. Переночевав, Фима отправился к своим. Через пару часов на Гучковке уже была Шейна, Сарра с девочками, к обеду приехал из Перловки дядя Муня с мешком продуктов и деньгами.
Шейна окидывала взглядом запасы, прикидывала, как далеко с Гучковки топать до магазина, сколько кварталов до колонки с водой… Дом был большой: кухня, просторная комната с печкой, четыре маленькие спальни: две изолированные, две смежные. «Ничего, все уместимся», – кивнула Шейна.
Решено было всем переехать на лето на Гучковку: там Шейна могла бы присматривать за внуками, пока Сарра на работе – она весной устроилась технологом на Сходненский стекольный завод, и пока Оля ездит в Москву… по делам. По каким делам, Шейна уточнять не стала, все и так поняли. Дядя Муня кивнул. Отлично.
– Боре в школу 1 сентября. В первый класс, – непонятно к чему произнесла Оля.
– Пойдет, конечно. Тетрадки купим, – торопливо закивала Сарра. Шейна подхватила:
– А бруки я ему сама сошью, высший класс. У меня тонкое сукно есть, хотела Сарре юбку сострочить, но лучше Борьке бруки. Оль, что у тебя с обедом? Народу полно, все есть хотят.
– Я… С обедом?
– Понятно. Сиди, я посмотрю, – и Шейна ткнула в бок Сарру: не отходи от сестры, валерьянки ей накапай, давай, давай, не сиди сиднем…
Через неделю удалось узнать, что Соломон Хоц был арестован по «липецкому» делу и этапирован в Липецк, в городскую тюрьму № 6. Он прислал оттуда папаше письмо с просьбой найти ему хорошего адвоката, писал, что дело его очень простое, невиновность доказывается с математической точностью, и потому – главное пусть будет нормальный адвокат, и скоро, скоро он выйдет на свободу, полностью реабилитированный…
Марина очень некстати тяжело заболела, и Шейне пришлось съехать с Гучковки с больной внучкой, прихватив с собой и Галю. Оля с детьми отправилась в Москву «искать правду».
Братья и сестры
Каждый вечер они ехали ночевать к одной из Соломоновых сестер. Микуну все эти переезды очень не нравились, он поначалу скандалил, но, получая каждый раз несколько жестких тычков в попку, постепенно смирился. Борька же относился ко всему философски. Он знал, что папа внезапно заболел, его отвезли в больницу и мама каждый день к нему ездит. Скоро папа выздоровеет, и мы вернемся домой.
Правда, куда именно – домой, Борька не очень задумывался. Дом – это где папа, мама и еда.
С едой было трудновато. Приезжая к очередной тете – Оле, Поле, Мане или Ане – Борька сразу начинал принюхиваться: скоро ли ужин? Их с Микуном сажали за стол, тетки и их мужья о чем-то тихо говорили с мамой, и Борька потихоньку тянул по кусочку хлеба, себе и брату. Потом следовал обычный вопрос, всегда-всегда спрашивали:
– А вы голодные?
И мама всегда-всегда отвечала, что она сытая, конечно, и есть не хочет, а вот дети наверняка проголодались – дорога была долгая…
И тогда их кормили, вкусно, досыта. И обязательно нужно было говорить спасибо, за все за все. И нельзя было просить добавки, за это мама потом наказывала. Но главное – постоянное «спасибо», иначе мама тоже наказывала.
Дальше все тоже было одинаково, всегда одинаково. Мама начинала собираться, а тетки и дядьки говорили: «Да куда ты поедешь к себе на Сходню на ночь глядя. Оставайся, ночуй!» И они ночевали. Оля ложилась на кровать с Микуном, а Борьке конструировали лежанку из стульев, кидали сверху пальто или одеяло какое-нибудь. И спал, ничего. Он был очень худой и легкий.
Только однажды Борька испугался. Мама оставила их с Мишкой у тети Поли и дяди Мили – Боря любил у них оставаться, дядя Миля был смешной, все время с ними шутил… Но наступил вечер, а мама все не возвращалась. Тетя Поля стала беспокоиться, гладила их с Мишкой все время по голове, подолгу стояла у окна, всматривалась, кто идет от автобусной остановки… Микун стал ныть: «Есть хочу!» – и его покормили. А Борька тоже очень хотел есть, но решил дождаться маму – без нее было неудобно требовать ужина. «Нет, спасибо, я еще не хочу», – вежливо говорил он тете Поле, точь-в-точь как мама.
Ночью сквозь сон Борька, который не дождался маму и поужинал-таки, услышал, что мама все же пришла. Тетя Поля шепотом расспрашивала ее, а мама отвечала глухо, отрывочно. Борька напряг слух.
– Как же? Да как ты… Ты что? Решила с собой покончить?
– Я его не видела.
– Как можно не увидеть трамвай? Днем? Он же звенел небось!
– Я не вижу ничего. И не слышу. Хожу – и все время туман перед глазами.
– Тогда какого черта ты ходишь? Куда ты ходишь-то все время?
– Я работу ищу.
– Нашла?
– Нет. Там везде нужно анкеты заполнять: кто муж, чем занимается, сидят ли родственники… Что я напишу? Что муж под следствием? Какой смысл тогда оставлять эту анкету? (Борька слышал, как мать большими глотками пьет воду.) Написала два раза, потом перестала. А везде – анкеты, везде. Куда ни сунься…
– Ложись, отдыхай…
Поля вышла. Оля прошла за ширму – и увидела сынка, который сидел, вытянув тонкую шейку, и смотрел на нее черными и круглыми, как вишни, глазами.
– Мама! – пискнул он. – Ты где была?
– Задержалась, сынок… Спи.
– Мама! Что значит – «под следствием»? Папа в тюрьме?
Оля замерла.
– Слышал?
– Да.
– Нет, сынок, не в тюрьме. Папа болеет. И врачи… его обследуют. Не под следствием, а на обследовании. Подрастешь, расскажу, что это такое…
Утром Оля взяла детей и отправилась на Сходню. Марина выздоровела, и Шейна снова возвращалась с внучками на Гучковку. Оля продолжала ездить в Москву в поисках работы, но бесполезно. Она пыталась искать Соломону адвоката, но нормальные адвокаты стоили денег, которых у Оли не было, а просить у Якова Борисовича она не могла: ей казалось, Аня и так слишком часто при ней говорила, что у них мало денег и много иждивенцев…
Лето заканчивалось. Московские сестры Соломона не предложили Оле с детьми пожить у них, пока все не образуется. Оля перестала каждый день мотаться в Москву и ездила туда лишь раз в неделю, все же надеясь найти работу. 1 сентября Боря пошел в первый класс сходненской младшей школы, ходил туда с Гучковки. В клеенчатом ранце гремел пенал, прыгали две тетрадки. Оля плакала, ведя за руку Микуна. Боря
