«А ты уверен, что они хотят того же самого? Вытащить „Инфокар“ и Платона? Сегодня, когда Ларри отдаст им за долги СНК, не все ли им равно будет — есть „Инфокар“ или нет?»
«А я на что?»
«Ладно. Ты мне еще вот что скажи. Ты на это пошел — не потому ли, что захотелось первую скрипку поиграть? Если бы директор это не тебе предложил, а кому-то другому, например, Ларри, ты стал бы рассуждать так же?»
Здесь тоже был заготовленный и многократно опробованный ответ.
«Мы разговариваем не о теории какой-то, а о реальной ситуации. Директору больше не к кому было идти. Просто не к кому. А если бы и был еще кто-то, то ситуация изначально выглядела бы по-другому. Давай подводить итоги. Положение — хуже губернаторского. Согласен?»
«Согласен».
«Надо было строить подвал. Согласен?»
«Уговорил».
«Я его построил. Пусть плохо, но построил. Теперь он есть. И для меня, скрывать не буду. Но и для Платона. Согласен?»
«Согласен».
«И он в любой момент может в нем отсидеться. Согласен?»
«Может, конечно. А тебе не кажется, что если Платон хоть час в твоем подвале посидит, то это уже не совсем Платон будет? И что вряд ли он тебе за такую помощь спасибо скажет. Фактически ты предлагаешь ему перестать быть собой и спрятаться за тебя. А ну как он пошлет тебя с твоей помощью и сыграет по совсем другим правилам? Что если для него в подвале, на вторых ролях, жизни нету?»
«Лирика! Чушь! Полная чушь! Если бы я не сделал того, что сделал, он потерял бы все».
«А сейчас он не все потерял? Теперь „Инфокар“, а значит и сам Платон, полностью под контролем Завода».
«Не полностью. Не надо забывать про меня. Да, какое-то время мне придется разводить эту историю. И я ее разведу. С директором — полное понимание…»
«Ты считаешь, что он так просто отдаст то, что ему прямо в руки свалилось? С твоей помощью».
«Именно с моей помощью. Поэтому и отдаст».
«Он обещал? Это обсуждалось?»
«Ну… не напрямую… В общих чертах. Сейчас о другом надо думать…»
Что-то помешало диалогу. Какой-то шум неподалеку. Шуршали кусты, трещали под чужой ногой обвалившиеся с сосен ветки. Вскрикнула, застонала и снова вскрикнула девушка. Послышался глухой звук удара.
Рефлекс сработал немедленно. Муса развернулся и побежал по направлению звуков, сжимая в правой руке подобранную с земли суковатую палку…
Через полчаса захлебывающаяся от рыданий девушка, с трудом прикрываясь разодранной одеждой, добежала до главного корпуса и, стуча зубами по краю стакана с валерьянкой, рассказала, как она шла коротким путем в инфекционный корпус к сестре, как на нее напали двое, как на крик о помощи появился человек и как кто-то третий вышел у него из-за спины и ударил неожиданного заступника по голове. Потом девушка потеряла сознание, а когда пришла в себя, то увидела, что нападавших нет. И того — третьего, которого она толком и рассмотреть-то не успела, — тоже нет. А ее заступник лежит в траве. И вместо головы у него — кровь.
Охрана больницы вместе со срочно вызванным из ближайшего отделения нарядом милиции прочесала территорию. Уже смеркалось, но место происшествия удалось обнаружить довольно быстро. Муса лежал лицом вниз и прерывисто, с всхлипами, дышал. Невероятной силы удар снес ему всю заднюю часть черепа, обнажив красно-желтую массу, в которой заплыли сосновые иглы. Вызванный по внутренней связи хирург только присвистнул.
— Чем это они его? — спросил позеленевший старший наряда.
Хирург пожал плечами.
— Не палкой. И не бревном даже. Мотыгой. Или ледорубом каким-нибудь. Первый раз такое вижу. Странно даже, что еще жив. Давайте носилки. Может, успеем донести до операционной.
Приехавшая со спецбригадой собака уверенно взяла след и довела оперативников до бетонного забора, окружавшего территорию больницы. Забор был цел, но натянутая поверху колючая проволока в этом месте отсутствовала.
— Когда последний раз был обход? — спросил старший группы, светя фонариком.
— Сегодня утром, — уверенно ответил охранник. — Два раза в день проверяем.
— Проволока была цела?
— Обязательно. Иначе тут же доложили бы.
К середине ночи картина стала более или менее понятной. Колючую проволоку, натянутую еще в середине шестидесятых и совершенно проржавевшую, перекусили, судя по всему, обычными садовыми ножницами, которыми трудолюбивые садоводы обрезают кустарник на своих шести сотках. С внешней стороны забора обнаружили деревянный ящик, встав на который злоумышленники и проникли на охраняемую территорию. Обратно выбирались иначе: первый подсадил второго — вдавленные в землю следы тяжелых ботинок были видны совершенно отчетливо, — а потом второй, уже сидя на заборе, подтянул вверх первого.
Больше никаких следов у забора не обнаружилось. Провели блиц-опрос жителей дома напротив. Нашли бабулю, которая вроде бы видела, как двое перемахнули через забор, постояли немного, потом один сел в автобус, идущий к метро, а второй немного подождал, перешел через дорогу и тоже уехал на автобусе, но в противоположном направлении. Установили маршруты, послали людей опрашивать водителей.
У глазастой бабули долго пытались выяснить, не видела ли она третьего.
Бабуля сначала не могла понять, что от нее хотят, потом обиделась и прошамкала:
— Двое их было. Кажный день лазиют. Двое…
А затем и вовсе начала нести непотребное про Горбачева и иуду Ельцина, разваливших страну.
Пришлось вместе с собакой возвращаться на место преступления. Но собака упрямо выводила следопытов все к тому же забору, и каких-либо признаков участия в преступлении кого-то третьего обнаружить не удалось. Либо девушке померещилось с перепугу, либо этот третий взял да и растворился в воздухе.
Чего, конечно же, быть не может.
А в это время в ярко освещенной операционной бригада нейрохирургов изо всех сил помогала душе Мусы, упрямо цепляющейся за бренную оболочку, удержаться на месте. К утру главный вышел за дверь и сказал личному охраннику:
— Жить будет.
А про себя подумал: «Только кому такая жизнь нужна… Жалко мужика…»
Часть пятая
Платон
Платон очнулся от того, что Ларри незаметно пихнул его в бок. Лучи прожекторов передвинулись. Сережка Терьян с дымящейся в углу рта сигареткой, Витька в белом плаще и Марик с поднятой правой рукой ушли в темноту.
— Скажи слово, — шепнул Ларри. — Люди ждут.
Платон провел рукой по лбу, собираясь с мыслями, сделал шаг вперед и заговорил.