На людях она всегда называла его подчеркнуто официально. По имени и отчеству. Платон Михайлович.

При этом Мария даже испытывала какую-то странную радость, деля с Платоном угольки тайны, скрытые за официальным обращением.

Однако в официальных словах есть своя магическая сила, и чем чаще перед глазами Марии вспыхивали угольки, тем больше они покрывались слоем пепла, огонь убивающим. Только Мария этого не замечала.

А потом у папы Гриши наступил юбилей. Круглая дата. Конечно же, вся инфокаровская верхушка, загрузившись ценными подарками, вылетела на Завод. И только Платон, увлекшись вязаньем узелков в очередной хитроумной паутине, застрял в Москве, чем довел папу Гришу до полного отчаяния.

— Завтра днем начинается торжественное собрание, — обиженно басил он Марии, уже в который раз прорываясь через сложную систему инфокаровских телефонных соединений. — Я просто не понимаю… Это же неуважение…

И хотя Платон, у которого что-то не склеивалось, рвал и метал, Марии после очередного звонка удалось все же вколотить в него, что папа Гриша смертельно обижен.

— Да, — сказал Платон, выныривая на мгновение из омута интриг, — черт… как не вовремя все. Давай так… Сегодня никак невозможно. Закажи чартер на завтра. На семь утра. Нет! Лучше на восемь. У нас завтра что? Суббота? Давай на восемь тридцать. И соедини меня с папой Гришей, прямо сейчас.

Узнав, что Платон все-таки вылетает и даже специально заказывает для этого самолет, папа Гриша мгновенно расцвел, наговорил Марии комплиментов, а потом сказал:

— Машенька! Красавица моя родная! А вы-то как же? Собрались бы, да с Платон Михалычем вместе. А? Какой подарок для меня, старика, был бы. Да и вам развеяться невредно. Сидите там в конторе, совсем уже к телефонам приросли.

— Это не мой вопрос, Григорий Павлович, — осторожно сказала Мария, чувствуя, как внутри у нее что-то приятно кольнуло, и лицу стало горячо. — Я вас сейчас с Платоном Михайловичем соединю.

Она слышала, как Платон раскатисто хохочет, разговаривая с папой Гришей.

Потом у нее на столе загорелась красная лампочка вызова.

Когда Мария зашла в кабинет, Платон отсутствующим взглядом смотрел в стенку и сосредоточенно тер подбородок. Потом он перевел взгляд на Марию, поморгал глазами и сказал:

— Так… О чем я? Ах да! Послушай… Папа Гриша хочет, чтобы ты тоже прилетела… Ты как?

— Как скажешь… как скажете… — тихо ответила Мария, осознав вдруг, что ничего на свете ей так не хочется, как этого полета вдвоем.

— Да… — пробормотал Платон, о чем-то размышляя. — Сегодня ведь рейсов больше нет? Или есть?

— Сегодня больше нет, — ответила Мария, зачем-то взглянув в свою книжечку. — Последний улетел полчаса назад.

— Ладно. — Платон встал из-за стола и сладко потянулся. — Завтра полетим вместе. Нам надо быть в аэропорту в восемь. Давай вот как… Я за тобой заеду в семь. Будь готова.

Мария вернулась к себе, постояла немного, унимая дрожь в руках и коленях, решительно взяла телефонную трубку и вызвала дежурный секретариат в полном составе. Потом договорилась с косметичкой, массажисткой и в парикмахерской.

В ту ночь, чтобы не попортить прическу, Марии пришлось спать, сидя на стуле и положив голову на руки. В центре комнаты с люстры свисало отглаженное белое платье, покачивающееся от ночных сквозняков. В гудках машин за окном Марии все время мерещился сигнал будильника, она просыпалась, трясла головой, включала настольную лампу, убеждалась, что утро еще не наступило, и снова проваливалась в беспокойный пунктирный сон.

Без пяти семь она, в белом платье, в новых, купленных вечером, белых туфлях на умопомрачительно высоком каблуке и с маленькой дорожной сумкой в руке, уже стояла у подъезда, глядя на угол, из-за которого должен был вылететь «мерседес» Платона.

За пятнадцать минут ничего не произошло. Только прошаркала мимо уборщица с пустым ведром и шваброй, да сосед с четвертого этажа вышел прогулять собачку.

Но Мария достаточно хорошо знала, что время для Платона — категория потусторонняя. Поэтому она выкурила сигаретку и положила в рот пастилку, чтобы убить запах.

Она начала беспокоиться, когда часы показали половину восьмого. При всем платоновском разгильдяйстве опоздать на торжественное собрание он никак не мог.

Что-то случилось.

Мария схватила за рукав гуляющего с собачкой соседа.

— Вы будете здесь еще пять минут? У меня к вам огромная просьба… Я оставлю здесь сумку… Мне нужно срочно позвонить. И еще… Если подъедет черный «мерседес», скажите, что я поднялась на минутку и сейчас буду.

Мария влетела в квартиру, схватила трубку и стала набирать номер платоновского мобильного телефона. Телефон был глухо занят. Какая же она дура!

Наверняка он сейчас звонит ей. Мария бросила трубку на рычаг и встала рядом, дожидаясь звонка. Потянулись минуты. Телефон молчал.

Мария посмотрела на часы. Семь пятьдесят. Немыслимо! Она снова набрала номер Платона и облегченно вздохнула, услышав длинные гудки. На четвертом гудке Платон ответил.

— Да… — скороговоркой сказал он. — Это ты? Привет! Говори, только очень быстро.

— Ты где? — спросила Мария, чувствуя невероятное облегчение от того, что наконец-то дозвонилась и ничего страшного вроде бы не произошло.

— К аэропорту подъезжаю! Где я еще могу быть? Ты что, вообще уже?

Под ногами у Марии поплыла земля.

— Ты что молчишь? — не унимался Платон. — Что-то случилось? Да говори же в конце концов!

— Мы ведь договаривались.. — срывающимся голосом пролепетала Мария, — мы ведь договаривались… что ты… что вы… я уже час стою у подъезда…

В трубке наступило тягостное молчание.

— Черт! — наконец прорезался Платон. — Черт! Почему мне никто не напомнил? Слушай, девочка… Ну совершенно вылетело из головы… Знаешь, что? Давай быстро, хватай такси и лети сюда. Я тебя ждать не могу, но тут сразу два рейсовых самолета…

Мария медленно опустила трубку, подошла к окну и встала, схватившись побелевшими руками за подоконник. Телефон звонил еще дважды, потом замолчал.

Раздался дверной звонок.

— Вы уж извините, — сказал сосед, удерживая рвущуюся вперед собаку. — Полчаса прошло. Никто не подъехал. Я вашу сумочку принес. А что с вами? Вам плохо?

— Нет, — ответила Мария. — Мне нормально. Все в порядке.

Шурик — Петьке

Привет, Петюня!

Ну ты пропал! Я тебе уже третье письмо пишу, а ты, конкретно, никак не отвечаешь.

Лето уже прошло, пора в теплые страны. Договаривались же как люди. Мне шеф лично пообещал подкинуть на отпуск. Если опять не ответишь, черт с тобой, поеду один. Думаю махнуть в Анталию, у нас тут ребята из охраны ездили, говорят — кайф. Я уже в турбюро был, присматривался. Такое показали! Знаешь, что такое шведский стол? Это когда вся жратва на столах — и ешь сколько влезет. Мне тут один дух рассказывал, что такая штука раньше была в одном ресторане у трех вокзалов, еще при советской власти. Плати трояк — и вперед. Они пару месяцев так поработали, а потом прогорели. Наши приходят, трояк платят и, пока десяток яиц вкрутую не схавают, не успокаиваются. Только потом начинают завтракать.

Интересно, как они в Турции с этим шведским столом не прогорают? Видать, наших мало ездит.

С турбюро главное дело, чтобы не кинули. А то красивые картинки покажут, понаговорят с три короба, ты бабки выложишь, а потом окажется, что отеля такого вообще нет или до моря три километра пешкодралом шлепать. Обычное дело. Жулья сейчас развелось — ты не поверишь. Я тут на оптовый рынок

Вы читаете Большая пайка
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату