Крава пришел в себя, почувствовав невыносимую боль во всем теле. Демон последний раз взглянул в его измученные страданиями глаза.
— Отпусти его, Бобура, пусть уходит.
Ведьма с облегчением вздохнула, отрывая руки от истерзанного тела. Крава улыбнулся ей благодарно, и глаза его замерли, словно провожая улетающую |в Сваргу душу. Ведьмак поднялся с колена, неторопливо оборачиваясь к стоящим в отдалении воинам.
— Ярослав! — его громкий окрик заставил воинов попятиться от испуга.
Молодой медведич подошел к нему, опустив долу виноватый взгляд. Всю ночь после нападения он не смыкал глаз, находясь около Ледеи. Призванный ее заклятьем на роль стража, он не находил себе места, допустив оплошность в охране. Беспощадное колдовство жгло его изнутри, карая позором и болью. Капли пота выступили на лбу, жар бросал тело в дрожь. На груди забился оберег, подаренный Всеведой, забился тревожно, словно стрекоза попала под рубаху. Ведьмак сурово посмотрел в его глаза, рука молниеносно выхватила меч невидимым для глаза движением.
— Нет, Стоян! — раздался крик Ледеи.
Клинок свистнул, рассекая воздух, и устремился к шее медведича. Время будто остановилось для Ярослава, продляя оставшееся мгновение жизни. Черная сталь, словно плавник могучей рыбы, резала горячий летний воздух, оставляя по обе стороны волны. «Виноват», — мелькнула в голове медведича безысходная мысль, подавившая желание выхватить для защиты меч. Ведро, стоящее около бездыханного тела Кравы, вздрогнуло, выплескивая вверх воду. Огромная рваная капля метнулась к медведичу, преграждая путь черному клинку. Ярослав моргнул, и время вновь потекло в своем прежнем ритме. Удар клинка о ледяной щит — и ошеломляющий звон разлетелся по деревне, заставляя всех стоящих вокруг прикрыть уши.
— Нет, любимый. Не тронь его, прошу тебя. — Ледея стояла на пороге избы, напряженно вытянув вперед руку. — Не тебе лишать его жизни. Он нужен Ей. Не сердись.
Ведьмак неторопливо отвел руку с клинком. Черная колдовская сталь звенела словно натянутая струна, столкнувшись с гранитным льдом. В ошеломленной толпе зевак, наконец, кто-то охнул от удивления. Ярослав тихо проговорил, глядя Стояну в глаза:
— Виноват, Стоян. Недоглядел. Карай по праву.
Ведьмак дико повел глазами, оборачиваясь к Ледее. Покатый ледяной щит продолжал дрожать в воздухе, прикрывая собой медведича. Горячий летний воздух жадно набросился на лед, стараясь уничтожить нежданное проявление зимы. Холодные капли одна за другой падали наземь, словно слезы, не в силах сопротивляться летнему зною. Стоян неторопливо потянулся ко льду рукой, коснулся, удивленно вскидывая бровь. Меч с шипением вошел в ножны, оставляя за собой в воздухе горький дымный след. Он расхохотался, весело ткнув пальцем в ледяную глыбу:
— Судьба! А коли б не было ведра?
Повернувшись к Ярославу спиной, ведьмак пошел к избе, продолжая громко хохотать.
— Судьба! Почему принесли два ведра? Ледея, почему Краве принесли два ведра воды, а вылили одно? Судьба! Ха-ха-ха!!!
Он обнял любимую за талию, уводя ее в дом. Ледяной щит рухнул наземь, вода, освобожденная от колдовского заклятья, радостно растеклась большой холодной лужей. Ярослав вновь научился дышать, грудь тяжело вздымалась под мокрой рубахой. Оберег, прекратив биться, улегся в мускулистой ложбинке груди, снова прислушиваясь к гулким ударам сердца. Во двор вбежала Всеведа, почуявшая трепет собственного творения. Бросившись к любимому, она повисла у него на шее, расплакавшись и шепча ему на ухо:
— Цел? Ты не ранен? Не навредил тебе демон старый?
Ярослав угрюмо покачал головой, неуверенно обняв любимую.
— Нет. Ледея вступилась. Кабы не она… А оберег хорош, живчиком на груди бился, упреждая об опасности.
Он непроизвольно прижал ладонь к груди, нащупывая маленький камешек. Всеведа всхлипнула, еще сильней прижимаясь к нему:
— Дурачок. Оберег — он лишь сердце твое слушает. Коли сердцем опасность почуешь, он и забьется. Сердцу своему верить надобно, а не камню холодному, бездушному.
Вдруг дверь избы со скрипом отворилась. Всеведа резко обернулась, бесстрашно заслоняя собой Ярослава. Ее тонкие пальчики зашевелились, сплетая за спиной колдовские узоры заклятий. Она задрожала словно в ознобе, осознавая всю свою ничтожность перед Демоном. Ведьмак вышел на порог, как ни в чем не бывало оглядывая двор. Голос его был спокойным и неторопливым:
— Ярослав, накажи прибрать здесь, покуда воронье не слетелось. Тела стражей предайте огню, как того наши обычаи требуют. Храбрые были воины. Убийц в овраг свезите, пусть стервятники попируют.
Висящие на стенах четверо убийц были еще живы, услышав его приговор. Стоян замолчал, вспоминая события прошлой ночи.
— Медведичи твои, ночью погибшие, не виноваты. Куда им было с Кравой тягаться. Скорблю о них вместе с тобой. Кто ж знал, что Правитель такую весточку пришлет. Сегодня же отбери мне три десятка лучших воинов в охрану, каждого на мечах проверяй. Из волков не отбирай — медовухи пьют много, лучше из рысичей.
Он с раздражением взглянул на яркое летнее солнце. Видимо, устал брат Вандал — разошлись тучи на небосводе.
— Вандалу передай, пусть заглянет ко мне. — И покосившись на Всеведу, усмехнулся: — Ну что ты, горлица, крылышки растопырила? Поди, не птенец, медведич твой! Не бойся — не трону. С Судьбой лишь глупцы спорят.
Всеведа облегченно вздохнула, дрожащими пальцами сбрасывая наземь жгучие нити молчаливых заклятий. Зеленая трава вмиг пожелтела, словно выгорев на солнце. Ведьмак криво усмехнулся, недобро покачав головой.
— Ну что вы, бабы, за люди такие? Лишь любовь тронет вашу душу, все на свете забываете. Всеведа, за непокорность буду жестоко карать! Поняла?
Колдунья улыбнулась, радостно кивнув в ответ. Ведьмак раздосадованно сплюнул наземь, возвращаясь в дом:
— Вот дура…
Ярослав, нахмурившись, обнял девушку, тихо прошептав на ухо:
— Не нужно тебе вмешиваться, кабы беды не вышло.
Всеведа хитро усмехнулась, прижимаясь к его могучей груди.
— За меня не бойся. Стоян меня никогда не обидит.
— Почем знаешь?
— Я же Всеведа, все зрю, все ведаю. Темная у него душа, чернее ночи, но даже Демонам не чужда Любовь. Любит он меня, как дочь родную любит.
Обнявшись, они пошли прочь с подворья, тихо переговариваясь меж собой.
Ведьмак, зайдя в дом, угрюмо сел на лавку, задумавшись над происходящим. Что-то он упустил, чего- то недоглядел, коли даже Всеведа воспротивилась его воле. Ледея тихо подошла, присела рядом.
— Ты расстроен, милый? Прости меня за этот поступок. Не по своей воле содеяла. Мать моей рукой повелевала, щит воздвигая.
Ведьмак кивнул, тяжело вздыхая:
— Все верно, Ледея. Не заслуживал парень смерти. Старый я стал — злой. Детьми бы обзавестись пора, род наш колдовской продляя, может, и подобрел бы. Только как взгляну в грядущее, нет в нем наших
