забрасывая на плечо тяжелый походный мешок. Пора в путь.
Погоня длилась третий день. Калач не видел преследователей. На то он и волхв, чтобы чуять приближающуюся смерть. Каждую ночь перед сном он клал под голову сон-траву. Радостные прежде сны, в которых к нему являлись батюшка с матушкой, вдруг превратились в кошмары. Три дня назад во сне явились черные воины. Безжалостно настегивая жеребцов, они шли по его следу, останавливаясь лишь у колодцев, чтобы напоить коней. Их было несколько десятков во главе со странным воином, чье лицо скрывала пелена мрака. Он всю дорогу смеялся, подшучивая над воинами. Его шутки да прибаутки обманывали многих людей, придавая ему вид безобидного весельчака. Однако волхва подобной ерундой не обмануть. Ведьмак. Калач содрогнулся во сне, почуяв дикую животную силу, исходящую от этого воина. Проснувшись в холодном поту, он быстро засобирался в дорогу, подальше от торговых путей.
Вот уже третий день он бежал дремучими древлянскими лесами, надеясь найти в них спасение от неутомимых преследователей. Каждую ночь, засыпая, он вновь клал под голову пучок волшебной травы, надеясь, что преследователи собьются со следа. И вот уже третье утро подряд он вновь просыпался чернее тучи. Ничего не изменилось. Словно изголодавшиеся за зиму волки, воины буквально наступали ему на пятки. Преследователи вошли в лес, оставив коней на постой в ближайшей деревушке. Он видел их уверенный неутомимый бег. Он видел зоркий глаз ведьмака, безошибочно распознающего в траве его следы. И еще он видел сияющее заклятье, несущееся по его следу и постепенно, по капле, теряющее силу.
Калач бежал размеренно, экономя силы и следя за дыханием. Долгие тренировки с братьями научили его терпению. А сейчас решить исход битвы может только выносливость. Заклятье, которое вело по его следу воинов, было не вечным. Как человек устает от длительного бега, так и любое заклятье со временем теряет свою силу.
Иногда, прикрывая глаза, Калач бежал вслепую, чудесным образом избегая столкновений со стволами деревьев. Этому их когда-то научил Элкор, завязывавший себе глаза и в таком виде обороняющийся от десятков нападающих воинов. Так за долгие годы Уры воспитали настоящих Перуновых волхвов, боевых магов, наконец-то самостоятельно вставших на путь познания Жизни и Смерти. Элкор всегда твердил, что научиться этому невозможно — можно лишь родиться с подобным знанием. Были среди воспитанников Асгарда и наученные знанию. Правда, они никогда не блистали силой. Трудолюбивы были, упорны в познании, однако звезд с неба не хватали. Но Калач знал: как бы боги тебя ни одарили, если не встретил ты настоящего учителя — не быть тебе ни великим воином, ни мудрецом. Видать, прав был Элкор, с этим родиться надобно. Или умереть, заново с жизнью дар получая. Калач горько усмехнулся, вспоминая день исхода из Капища. Смешанные чувства одолевали его в тот день. Гордость от осознания важности доверенной им миссии и горечь. Горечь бессилия, ибо не сможет он встать в один строй с товарищами, принимая последний бой во славу светлых Богов. Лишь теперь он в полной мере осознал — его битвы еще впереди. Элкор всегда учил их ценить жизнь и уважать смерть. Уважать — не бояться. Только воин, совершенный духом, способен понять, что смерть — это лишь начало новой жизни. И сейчас, преследуемый врагами, Калач с удивлением осознал, что страх перед смертью покинул его. Но бьющееся в груди сердце заставляло волхва стремительно бежать вперед, напоминая о ценности жизни. Он не мог позволить себе умереть, неся за плечами столь важную для человечества ношу. Спасибо вам, учителя, за то, что научили уму-разуму, наставили на путь истинный.
Вновь прикрыв глаза, волхв резко поменял направление, то и дело уклоняясь от волн энергий, источаемых деревьями. Он бежал, выбирая наименьшие сопротивления. Как муха, меняющая траекторию полета, как птица, подставляющая крылья потокам воздуха. Лес буквально благоухал весенними энергиями, дарующими жизнь. Здесь можно было бежать долго, не боясь быть настигнутым. Открыв глаза, Калач обернулся, почувствовав, что пропустил нечто важное. Несколькими шагами ранее он пересек звериную тропу, ведущую к водопою. Быстро вернувшись к тропе, волхв остановился, принявшись, словно заяц, путать следы. Три шага вперед, два назад, прыжок. Три назад, два в сторону, прыжок. Достав со спины лук, Калач вынул из колчана стрелу и приложил ее острие к губам.
—
Пролетев с сотню шагов, стрела упала в весело журчащий ручей. Калач удовлетворенно кивнул, метнулся в нечеловеческом прыжке через куст шиповника и скрылся в чаще.
Падун неутомимо бежал по лесу, то и дело пригибая голову от нависающих ветвей. Радость, будоражившую его кровь в первые дни погони, словно ветром унесло. Ведьмак был зол и неразговорчив, искоса поглядывая через плечо. С каждым днем его воинов становилось все меньше и меньше. Из пяти десятков волков, сопровождавших его в погоне, осталось лишь два десятка самых выносливых. Даже волки, рожденные в лесах, не выдерживали такого темпа преследования. Падун зло скрипнул зубами, прикрикнув на воинов:
— Чего приуныли? Всех озолочу, кто руки волховской кровью омоет! Пошевеливайтесь!
Тяжело сопя и ругаясь сквозь зубы, утомленные воины нарастили темп, проклиная про себя волхва, ведьмака и все на свете. Один за другим они сбрасывали с себя нагрудники, походные мешки, отшвыривали тяжелые охотничьи ножи. Все, что обременяло в погоне, было подарено лесу. Оставшись лишь в нательных рубахах и вооруженные одними мечами, воины продолжили свой безумный бег за обещанным вознаграждением.
Вдруг Падун остановился, припадая на колено и разглядывая след беглеца.
— Опять заячья путаница! — Достав из котомки клубок с заклятьем поиска, он бросил его оземь, прошептав: —
Закрутившись, словно юла, клубок вспыхнул огнем. Обернувшись пылающей лисицей, Ловец, нетерпеливо поскуливая, принялся вынюхивать магический след беглеца. Догнавшие ведьмака воины рухнули на колени, задыхаясь от усталости и радуясь представившейся передышке. Вдруг лисица радостно забрехала, устремившись по звериной тропе в сторону ручья.
— Бегом! — прорычал Падун, бросившись вслед за Ловцом. Задержавшись лишь на мгновение, ведьмак недоверчиво покосился в сторону густого куста шиповника. — Чертов волхв…
Калач рухнул наземь, прислонившись спиной к толстому стволу многовекового дуба. Дыхание его было тяжелым, сердце гулко билось в груди, словно напоминая о слабости человеческого тела. Прикрыв глаза, парень отстранился от тягостных мыслей, сосредоточившись лишь на дыхании. Медленней. Спокойней. Еще медленней. Биение сердца стало выравниваться. Открыв глаза, волхв взглянул на кроны деревьев. Солнечный свет едва пробивался сквозь густую листву. Вечерело.
— Нужно торопиться. Скоро стемнеет, — прошептал он, доставая из дорожного мешка выструганные поутру колья и моток бечевы. Оглядевшись по сторонам, Калач удовлетворенно кивнул, присмотрев подходящее дерево. — Ох, и надоело ж мне от вас бегать, ребятки.
…Бесцельно пометавшись по берегу ручья, лиса в последний раз вспыхнула колдовским огнем и обернулась бесполезным клубком нитей. Падун в неистовстве зарычал, пнув клубок ногой и покосившись на уходящее с небосвода солнце.
— Чтоб тебя! В темноте все кошки серые. — Он взглянул на оставшихся в строю воинов, едва держащихся на ногах от усталости. Десяток. — Чего хвосты поджали? По ветру держать носы! За мной!
Падун бросился обратно по звериной тропе, вспомнив куст шиповника, привлекший его внимание. Едва уловимый след силы заставил его тогда усомниться в избранном пути. Изобретательность беглеца привела Падуна в бешенство. Облик ведьмака стал меняться, и вскоре лесной чащей уже мчался беспощадный демон, всхрапывая, подобно жеребцу. Уставшие и испуганные воины медленно отставали от него, не желая попасть демону под горячую руку. Отбросив в сторону ножны, Падун взмахнул ведьмачьим клинком, вырубая злополучный куст шиповника. Остановившись, демон окинул внимательным взглядом безмолвный лес, медленно вдыхая богатый ароматами воздух.
— Чую тебя, человече!
Просвистевшая в воздухе стрела заставила его пошатнуться, уклоняясь от неожиданного выстрела. Один из волков громко вскрикнул и упал, пронзенный. Едва заметная тень промелькнула за деревьями,
