скрываясь в лесу. Падун бросился вслед за ней с криком:
— Гон! Гон в лесу!!!
Едва лишь стрела сорвалась с тетивы, Калач быстро бросился прочь, зорко выискивая взглядом оставленные на деревьях зарубки.
— Прости, владыка леса Велес, не по злобе я деревья поранил, — прошептал волхв, вынимая из-за пазухи пучок дягиль-травы. Бросая его за спину, он быстро зашептал заклятье.
Вскоре раздавшаяся за спиной ругань споткнувшихся воинов вызвала у него довольную улыбку. Быстро сменив направление, Калач потянул из колчана вторую стрелу.
Падун замер, вновь настороженно прислушиваясь к тишине. Казалось, вся живность покинула лес, испугавшись внезапно явившейся смерти. Уже четверо его воинов полегли от стрел волхва, то и дело появляющегося, словно из-под земли. Нетерпеливо притопнув копытом, демон всхрапнул, жадно принюхиваясь к запахам.
— Где же ты, щенок?
Словно отвечая на его вопрос, вновь взвизгнула тетива лука, обрывая жизнь еще одного из волков. Крутанувшись юлой, Падун бросился на звук, заметив мелькнувшую тень.
— Теперь все, мальчишка! — Его яростный крик разнесся по лесу, достигая слуха волхва.
Отбросив в сторону бесполезный лук, Калач стремительно несся прочь, пытаясь спастись бегством. Гулкий топот копыт и хруст ломающихся ветвей неотступно следовали за ним. Ведьмак медленно, но уверенно настигал его, издавая мерзкое утробное рычание. Бросив через плечо мимолетный взгляд, Калач выхватил меч, понимая, что схватки не избежать. Обезумевшее сердце рвалось из груди, бьющийся в висках живчик словно отсчитывал ему последние мгновения жизни. Вдруг затылок волхва похолодел, почувствовав занесенный для удара ведьмачий клинок. В голове лишь мелькнула испуганная мысль — все! Выгнувшись дугой, волхв метнулся в нечеловеческом прыжке, ныряя в развилку древесного столба. Промахнувшийся Падун злобно зарычал, прыгая вслед за ним. Упав наземь, Калач ловко ушел в кувырок, быстро взмахнув клинком. Натянутая бечева с треском лопнула, и упруго натянутая ветка с силой ударила демона в грудь, вонзаясь острыми осиновыми кольями. Удивленно охнув, Падун завис в развилке, судорожно засучив копытами. Его ослабевшая ладонь разжалась, роняя меч наземь. Схватившись за злополучную ветвь, ведьмак попытался выдернуть из своего тела эту невыносимую боль. Тяжело поднявшись на ноги, усталый Калач лишь покачал головой.
— Это осина, демон. Не жить тебе более…
Падун обреченно застонал. Тело его вновь приняло человеческий облик, судорожно пытаясь босыми ногами коснуться земли. Захлебываясь кровью, ведьмак прохрипел, обращаясь к волхву:
— Не губи. Помоги мне, враг мой. — Падуна стала бить мелкая дрожь, последние силы покидали его. — Ну, что тебе в моей смерти? Поможешь мне — равным среди нас станешь. Пред очи Отца нашего предстанешь… Князем Нави будешь — клянусь! Слышишь меня, парень?!
Калач неторопливо обошел его со спины, памятуя о коварстве нечисти. Размахнувшись наговоренным Урами клинком, он с силой вогнал его меж лопаток Падуна, коротко обронив в ответ:
— Поди, не глухой.
Для уверенности, провернув клинок в теле, Калач выдернул меч, брезгливо вытирая клинок о рукав и без того грязной рубахи. Опустившись на колени, волхв бережно коснулся ладонями земли, прошептав:
— Прости, Великий Велес, что кровь дурную в твоих владеньях проливаю.
Прислушавшись к окрикам оставшейся горстки воинов, Калач вновь поднялся на ноги. Бросив прощальный взгляд на испустившего дух ведьмака, волхв пошел на звук голосов. Сегодня он многое узнал о жизни и смерти. Пришла пора и оставшимся врагам завершить свой затянувшийся путь.
Глава 12
Сидя верхом на поваленном стволе, Малюта неутомимо орудовал топором, обтесывая бревна для своего будущего жилища. Рядом, стуча топорами, усердно трудился десяток воинов его отряда, вызвавшихся добровольцами на помощь своему тысяцкому. За два дня дружной работы они уже успели возвести стены и настелить полы. Дело оставалось за малым — накрыть жилище крышей. Суетящаяся у кипящего котла Беспута радостно мешала кашу, готовя стряпню для десятка оголодавших тружеников. Девушка с надеждой поглядывала, как быстро вырастает их будущий дом. Впервые за последние годы она почувствовала себя счастливой, любимой и желанной.
На третий день после их возвращения в Асгард к медведичу подошел улыбающийся воевода Тугдаме. Поюлив вокруг да около, поинтересовавшись здоровьем тысяцкого и его настроением, воевода задумчиво почесал затылок, не зная, с чего начать разговор.
— Малюта, — воевода смущенно опустил взгляд, словно стесняясь задать вопрос, — прости, что не в свое дело лезу… Ты вроде как с собой девицу привез. Слухи ходят, что колдунья она. Уж не за эту ли рыжую ты мне сказывал?
Медведич усмехнулся, утвердительно кивнув в ответ:
— Она, Тугдаме. Я уж два дня жду, когда же тебя любопытство одолеет? — Тысяцкий расхохотался, видя, как лицо воеводы стало наливаться стыдливым румянцем. — Да ладно тебе краснеть, что той девице. Сказывай, с чем пожаловал. Языки злые сплетничают?
Гордо выпятив грудь, Тугдаме возмущенно выпалил:
— А мне стыдиться нечего. Я, Малюта, пустую болтовню мимо ушей пропускаю. Я вот о чем спросить хотел. Тебе, если жениться надумал, надо бы дом построить. Не вести ж тебе невесту в казармы? В общем, переговорил я тут с кем следует, за храбрость в бою проявленную, за заслуги перед Дарией, Уры наделили тебя землей в Асгарде. Надел, значит, пожаловали для строительства дома. Стройтесь, обживайтесь, детишками обзаводитесь. — Тугдаме усмехнулся, дружески хлопнув опешившего Малюту по плечу. — А колдунья твоя, невеста она или ведьма с помелом, — то никого не обходит. Если сам Ратибор ее в Асгард допустил — совет вам да любовь, молодые.
Быстро развернувшись, Тугдаме тут же принялся раздавать затрещины да покрикивать на нежащихся под весенним солнцем воинов:
— Чего расселись, тунеядцы?! Ремень подтяни! Эй, тысяцкий, чего вои бездельничают? За зиму и вовсе службу забыли. Приступить к ратным занятиям! До седьмого пота, пока солнце не сядет! Скоро сам Ратибор на смотр Сварожьей Дружины прибудет, нечего прохолаживаться.
Малюта молодцевато оправил рубаху, весело прокричав в ответ:
— Есть приступить к ратным занятиям! — Бросившись к казарме, медведич радостно подмигнул воеводе: — Спасибо тебе, Тугдаме.
Довольный воевода пошел прочь с плаца, тихо бормоча себе под нос:
— Тебе спасибо, сынок. Побольше б таких, как ты, в наше воинство.
…Спрыгнув с бревна, Малюта вогнал топор в полено и смахнул рукавом рубахи заливающий лицо пот.
— Все, парни, передых! — громко прокричал он, направившись к суетящейся у котла любимой. — Нюхом чую, каша готова!
Быстро побросав топоры, весело переговаривающиеся воины направились к столу, принюхиваясь к вкусным запахам, щекочущим носы. Зачерпнув из бочки воды, молодой воин жадно напился и заявил:
— Ох, и вкусно пахнет! — затем он подмигнул товарищам, выпалив скороговоркой: — Хозяюшка, слышали мы, ведунья ты знатная? Опосля твоей каши козлятушками не обернемся?
Воины дружно расхохотались над незамысловатой шуткой товарища. Малюта же нахмурился, покосившись на разговорившегося умника. Воины, во главе которых его поставили тысяцким, еще не успели узнать его тяжелый нрав. Нежно коснувшись его ладони, Беспута усмехнулась, отвечая на подковырку:
— А для того ворожба не требуется. Вот, ежели жену свою обхаживать перестанешь, так рога враз и прорежутся.
Воины весело заржали, присаживаясь к столу и принимая из рук Беспуты миски с едой.
— Молодца, хозяюшка! Лихой укорот нашему болтуну дала.
