– Мне Лору…
– Лора спит.
– Мне по важному делу.
– Что это за важные дела в первом часу ночи? – спросила сестра строгим голосом. – Иди, иди, завтра придешь.
– Завтра будет поздно.
Парень засмеялся и что-то шепнул ей на ухо. Я расслышал слова: «А ты сама…» Сестра нехотя поднялась и пошла к дому. Сзади она еще больше походила на Лору, лишь чуть повыше.
– Закуришь? – спросил парень. На нем была фуражка с огромным козырьком. С плеча свисал пиджак.
– Некурящий.
Парень, насвистывая, принялся разглядывать звезды. Делал он это очень небрежно, словно перед ним были не далекие миры, а какие-нибудь стекляшки.
– Поссорились, что ли?
– Да так…
– С ними, брат, надо построже, не давать особой воли. Понял?
– Понял.
В доме хлопнула дверь. Сестра прибежала, слегка запыхавшись.
– Сейчас выйдет. Хорошо, что мама спит.
– Что делают дочки, когда мама спит? – сострил парень, набрасывая на Лорину сестру пиджак.
Лора вышла на крыльцо заспанная и удивленная – кому это потребовалось поднимать ее с постели? Из-под накинутого халата белела рубашка.
– Привет, – сказал я. – Не ожидала?
– Нет…
– Ты уже спала?
– Да…
– Извини, что побеспокоил. Шел мимо, дай, думаю, зайду…
– Ага…
Мы разговаривали, не глядя друг на друга. Между нами была кадушка. Очень неудобно разговаривать через кадушку.
Я сделал шаг в сторону, но Лора тоже сделала, и между нами опять очутилась кадушка.
– Что ты несешь? – спросила она, когда молчание уже стало невыносимым.
– Замазку.
– Зачем?
– Так… окна замажу. Дать тебе?
– Мы уже замазали.
– На… возьми…
Мне почему-то очень захотелось, чтобы она взяла замазку. Я протянул ей ком через кадушку. Она поколебалась, но взяла.
– Я хочу спать, – сказала она. – До свидания.
В калитке показался Виталька.
– Вы скоро тут кончите любовь крутить?
– Уже кончили! – Она взялась за дверь.
– Подожди… ты почему тогда не пришла?
– Потому, что оканчивается на «у».
– Очень остроумно.
– Как умею.
– Меня чуть волки не съели.
– Жаль.
Хлопнула дверь. Виталька потянул меня за рукав.
– Побежали, поздно уже.
Мы опять помчались по темным улицам. Когда райцентр остался далеко позади, Ерманский вдруг спохватился:
– А где твоя замазка?