– Неужели даже не проснулся?
– Даже не проснулся. Пьяный же был.
– Да… Ну и дела у вас тут творятся, – сказал Рис.
– Всякое бывало.
– А вы давно здесь живете?
– Да, почитай, тридцать лет.
– И все время лечите зверей?
– Все время. За исключением войны, конечно… На фронте я людей лечил. Врачей не хватало. Ничего, справлялся. Я тебе скажу, в строении организма между людьми и животными особой разницы нет.
– Не может быть! У них вон то рога, то рыла какие-то, то хвосты.
– Ну разве что это. А внутри почти все одинаковое.
– Фу ты, гадость! – Рис был раздосадован. – Значит, у собаки и у меня внутри одинаково?
– Не сказать, чтобы уж совсем, но приблизительно одно и то же.
– Значит, если убьешь собаку, все равно что убил человека?
– Можно считать и так.
Рис был озадачен. По его лицу я видел, что он не очень верит новым сведениям о человеке и животных, но авторитет фельдшера Айболита, лечившего в течение тридцати лет животных, был в его глазах уже достаточно велик, и Рис после некоторого колебания поверил.
– Черт знает что на свете делается, – пробормотал он. – Значит, их теперь нельзя мучить, – сказал Рис как бы про себя.
Мой сын задумался. Очевидно, сцены казни животных проходили в этот момент перед его мысленным взором.
– Вы отдыхать сюда приехали? – обратился ко мне фельдшер Айболит.
– Что-то в этом роде, – сказал я. – Я тренер. Думаю здесь немного поработать, да и сыну здесь лучше, чем в городе. Он в лесу еще не был по-настоящему.
Фельдшер покачал головой.
– Ну и времена пошли. Дети родятся и растут на асфальте. Надо же, такой большой, а не был еще в лесу. Как тебя зовут, мальчик?
– Борис, – солидно сказал Рис. – Можно просто Рис, – добавил он, подумав. – Так меня все зовут.
Про добавку к своему имени Рис скромно умолчал.
– Ну вот что, Рис, – фельдшер Айболит потрепал моего сына по волосам. – Тебе на лошади кататься приходилось?
– В каком смысле? – спросил Рис.
– В самом прямом. Влезть на спину и поехать.
– На спину…
Рис замолчал, обдумывая слова фельдшера. Его глаза бегали, измеряя расстояние от земли до лошадиной холки. Расстояние было приличное. Грохнешься – костей не соберешь. А надо сказать, что Рис очень дорожил своим здоровьем и не любил грохаться даже со стула, не говоря уже о лошади. А если вдруг лошади вздумается побежать? Что тогда? А если она встанет на задние ноги? Как в кино. Или споткнется обо что-нибудь? Все эти мысли легко читались на лице Риса. Но мой сын был самолюбивой личностью.
– Может, ты боишься? – спросил фельдшер.
Если бы он этого не спросил, наверно, Рис бы не поехал, чтобы не подвергаться риску, но сейчас отступать было поздно.
– Можно и проехаться, – заметил мой сын небрежно и в ту же секунду, наверно, пожалел, что эти слова вырвались у него. – Только туда и обратно, – заметил Рис поспешно. – Я не люблю долго кататься на лошади.
Я помог фельдшеру Айболиту взгромоздить сопевшего от страха Риса на лошадь и встал рядом на случай возможного полета сына по системе «лошадь – земля».
– Держись за холку, – посоветовал фельдшер.
– Где она?
– Вот этот бугор с шерстью видишь?
– Вижу…
– Тогда действуй.
Но, видно, холка показалась сыну ненадежной опорой.
– Я лучше сяду на шею и буду держаться за уши, – предложил Рис.
– Шеей лошади обычно отмахиваются от мух, и ты сразу слетишь, – сказал Айболит.
– Тогда я рядом пойду, – смалодушничал сын, но было уже поздно: фельдшер похлопал лошадь по крупу, и мы тронулись.