прямо настоящая баба-яга, а все смолотила. Черт!
– Не ругайся.
– Так что, мы совсем здесь есть не будем?
– Почему же… Есть надо. Вот откроется буфет…
– Во сколько же это, интересно, он откроется?
– В два часа.
– Ого! Это целых четыре часа ждать?
– Что поделаешь…
Мы опять пошли молча. Лес вдруг поредел, и открылась большая солнечная поляна. Вернее, «солнечная» – не то слово. Это была шкура пятнистого зверя, усеянная ярко-желтыми пятнами, которые жглись, когда на них наступали. Я ощущал тепло земли в этих местах даже через сандалеты. Пятна бродили по поляне, тухли, разгорались, исчезали или вдруг сливались в сложные фигуры, и, наверно, от их движения возникал легкий прохладный ветерок.
Поляна была окружена вековыми соснами, между которыми росла сочная зеленая почти в рост человека трава. Середина же поляны была покрыта ровным невысоким, слегка рыжеватым травяным ковриком, усыпанным листьями дуба и березок, кое-где росших на поляне, словно сама природа создала здесь тренировочный ковер для борца: катайся, кувыркайся, бегай – земля мягкая, сухая, пружинистая…
Северная часть поляны постепенно понижалась и переходила в небольшую ложбинку, заросшую жирными лопухами и осокой. Я спустился вниз, раздвинул траву и обнаружил на дне маленький светлый ручеек. Зачерпнув в ладонь, я поднес к губам воду. Вода была настолько холодной, что от нее ломило зубы, а на ладони осталось красное пятно. Она пахла прелым листом и земляникой.
– Хочешь? – спросил я Риса.
– Еще чего, – ответил Рис. – Хлебать воду на голодный желудок.
– Пей, – посоветовал я. – Терпеть еще долго, а вода приглушает аппетит.
Но Рис презрительно отвернулся.
– Да, кстати, – сказал он как бы между прочим, – какая еда готовится в этом дурацком буфете?
– Наверно, что и в других буфетах.
– А что в других буфетах?
– Котлеты, яйца, сыр, масло, чай, булки…
Сын проглотил слюну.
– Возьмем все. Ладно?
– Ладно. А сейчас давай заниматься делом. Вот тебе банка. Лови разных жуков, а если сможешь, то и бабочек.
Мой сын взял банку и убежал.
Травяной ковер был идеальным. Даже ковер на центральной базе не мог сравниться с ним. Конечно, чего там говорить, на центральной базе был хороший ковер, однако во время тренировок все равно явно ощущаешь сучковатые доски пола, не говоря уже о том, что, когда к нему прилипнешь носом, сильно шибает потом.
Я разбежался, сделал на руках стойку, плавно кувыркнулся и, хотя нарочно выставил голову больше, чем было надо, ощутил лишь мягкое, нежное прикосновение травяного покрова. Раздавленная мной трава пахла сильно и остро, так пахнет свежескошенная осока вблизи речки.
После упражнения не хотелось вставать. Несколько минут я лежал, раскинув руки и глядя в небо…
Но я не успел как следует размяться. Вдруг сильный вопль потряс воздух. Я вскочил на ноги. С противоположной стороны поляны ко мне со всех ног мчался Рис.
– Ой-ей-ей! – не своим голосом вопил Рис. – Черт проклятый! Ой-ей-ей!
– Что случилось? – испугался я.
– Глаз! Ой-ей-ей! Глаз проткнул!
Мой сын отнял от глаза ладонь, и я обомлел. Вместо правого глаза у Риса красовалась огромная шишка.
– Ты упал?
– Нет! Какой-то гад меня укусил!
– Кто же это такой?
– Не знаю… Черный такой, здоровенный. Как я теперь с одним глазом жить буду? Мальчишки циклопом дразнить станут.
– Подожди, не спеши расставаться с глазом. Расскажи подробнее.
Постепенно выяснилась такая картина. Рис охотился в кустах за жуками и бабочками. В банке уже сидели три маленьких черных жука неизвестного происхождения и бабочка-капустница с оторванными крыльями, как вдруг перед самым носом Риса на цветок село что-то большое, мохнатое, жужжащее. Тощие смирные жучки и бабочка с оторванными крыльями не шли ни в какое сравнение с этим великолепным существом. Нечего и говорить, что Рис, не раздумывая, цапнул этого мохнатика. Но когда пальцы Риса уже были готовы сомкнуться, мохнатик спокойно перелетел на другой цветок. Рис бросился на него снова, но наглец так же спокойно повторил свой маневр. Тогда Рис сказал: «Черт!» (я уверен, что он сказал: «Черт!») и бросился на мохнатое существо всем телом, стараясь прижать животом к земле, а уж потом поймать.
