положила на него несколько килек из банки. Килька остро пахла пряностями и морем.
У Семена Петровича были в рюкзаке и водка и закуска, но он подошел к буфету: ему нравилась и неторопливая, ухоженная продавщица, и керосиновая лампа сбоку прилавка, вокруг которой вились мошки, и открытая банка с килькой, откуда пахло тропическими пряностями и знойным морем.
– Мне тоже сто пятьдесят и бутерброд с килькой.
Продавщица его помнила.
– Конфет возьмете? «Белочка». Только что получила.
– Возьму.
– Полкило?
– Да.
Буфетчица наклонилась к Рудакову и понизила голос:
– В прошлый раз вы интересовались жемчужной помадой.
– Да, она вам очень идет, Мартьяновна…
– У меня есть лишний тюбик.
– Вот здорово!
– Но очень дорого. Пришлось заплатить пятерку,
– Ничего, Мартьяновна. Выдюжим.
Пьяный между тем залпом выпил свой стакан и снова полез к буфетчице.
– Мартьяновна, еще двести на дорожку! Матрос, подожди! Я сейчас…
– Давай, дядя, быстрее, и так опаздываем.
Мартьяновна налила пьяному опять стакан, тот расплатился и заспешил к трапу, бережно прижимая полный стакан к груди.
– В Нью-Йорке бы домой принесли, а тут лазь по каким-то старым калошам, – проворчал он, перебираясь на берег.
Матрос подождал, пока Пахомыч утвердится на берегу, отвязал канат, прыгнул на палубу, и суденышко стало медленно отчаливать.
– Вам в стакан или в фужер?
– В фужер.
Рудаков всегда хорошо расплачивался с буфетчицей, и она явно симпатизировала ему.
– Колбаски возьмете? Свиная домашняя, очень вкусная.
– Можно кусочек.
Рудаков отнес все на маленький столик с розовым пластмассовым покрытием, что стоял возле буфета. Продавщица выдвинула фитиль в лампе, чтобы было видней. На освободившееся место к окошку встали молчаливые городские рыбаки в джинсах с иностранными ярлыками, задымили иностранными сигаретами.
Рудаков залпом, затаив дыхание, выпил водку, закусил килькой. Килька была свежей, баночного посола, такую в Петровск не завозили, и Семен Петрович с наслаждением съел все четыре штуки – для бутерброда было положено три, но Мартьяновна из симпатии добавила ему еще одну.
От курящих возле столика рыбаков тянулся ароматный дым. Мучительно хотелось курить. Семен Петрович снова достал пачку сигарет, подержал в руках и опять сунул в карман.
Потом он прошел на нос и сел рядом с девушкой-подростком. Девушка была совсем худенькой, зябко куталась в коричневое пальто, ее лицо почти закрывал низко надвинутый на лоб шерстяной красный платочек – в тон пальто. Она сидела, полуотвернувшись от палубы, и смотрела в воду. На ее ногах были стоптанные туфли.
Ноги она поджала под скамейку. Семен Петрович нащупал ее руку, взял в свою большую ладонь.
– Холодная, – сказал он. Девушка ничего не ответила.
– Ну, здравствуй…
– Здравствуй…
– Замерзла?
– Нет…
Он взял и вторую ее ладонь, поднес ко рту, стал дышать.
– Я вправду не замерзла.
Но голос у нее был холодный.
– Я боялся, что ты не приедешь.
– Ты же знаешь… брошу все…
В их сторону никто не смотрел.
– Плохой из тебя конспиратор, – сказала девушка. – Пил водку, а сам с меня глаз не спускал.
