гармонист, наткнувшись на плечо, вдруг отскочил, как резиновый мячик, ноги его сплелись, и он упал на спину.
Семен Петрович подошел к поверженному сопернику. Изо рта гармониста показалась кровь. При виде ненавистного врага Петя попытался вскочить, но не смог даже перевернуться на бок. Рудаков поднял его, помог дойти до палаты.
– Меньше нервов, – сказал Семен Петрович на прощание, – не мы их выбираем, а они нас.
– Кобель… бугай, – прошептал гармонист. – Грубое животное…
Больше Рудаков гармониста не видел, но Нина иногда рассказывала о санаторных делах, в том числе и о Пете. Вскоре, рассказывала она, гармониста выписали, но дела его были неважны. Жил он в том же селе, что и Нина. Иногда они встречались на улицах или на базаре. Однажды Петя пришел к Нине домой и весь вечер играл на аккордеоне. Играл он очень хорошо, возле окон останавливались любопытные.
– Свадьба, что ли? – спрашивали они.
– Да нет, просто женихаются.
– Ты не приходи больше, – сказала Нина.
Больше Петя не приходил, но иногда присылал короткие записки. Писал, что начал сам сочинять музыку, но получается ли что, он не знает…
Теплоход подошел к Игнатовке. Пристань Игнатовки была ярко освещена двумя лампочками на столбах и выглядела абсолютно пустынной. Недалеко от причала светилось окошко пивного ларька. Продавщица вышла наружу и стала наблюдать, как швартуется катер.
– Давай быстрее, а то закрываю, – закричала она матросу.
– Свежее? – спросил матрос.
– В обед завезла.
Матрос обернулся к пассажирам.
– Кто желает пивка – прошу, пожалуйста. Поторопитесь.
Первыми поднялись парни с иностранными наклейками, потом мужик с раколовкой. Поднялось даже несколько женщин.
– Я схожу, – сказал Семен Петрович.
– Сходи.
– Не напирай, пожалуйста, – говорил матрос, сдерживая столпившихся у борта пассажиров. – Сначала пропустим капитана. Такова традиция… А теперь прошу, пожалуйста.
Сухощавый капитан с военной выправкой, в кителе и форменной фуражке – видно, действительно служил на флоте – проворно сбежал на берег, спорым шагом направился к ларьку. Там его уже ждала кружка пива. Кружка была налита так полно, что пена стекала по ее бокам и падала на дощатый, влажный от пива прилавок. Капитан осушил кружку единым духом. Продавщица, смотря на него влюбленными глазами, налила другую. Капитан отошел с кружкой в тень ларька и принялся попивать неторопливо.
Пассажиры уважительно подождали, когда отойдет капитан, и столпились у ларька. Семен Петрович тоже взял две кружки. Пиво оказалось отличным: свежим, хмельным, горьким. Оно пахло золотым ячменным полем, где созревало под солнцем, и темными подвалами, где выдерживалось.
Мужичок-паучок, оставивший свою паутину на палубе, достал из-за пазухи четвертинку, плеснул из нее в кружку, сунул опять за пазуху.
– Так-то оно надежнее будет, – подмигнул он Семену Петровичу.
– Я не люблю мешать, – сказал главный бухгалтер. – Теряется естественный вкус.
– У водки тоже естественный вкус, – резонно заметил мужичок-паучок.
Капитан дал гудок. Пассажиры засобирались, стали совать пустые кружки в окошко.
– Ишь, понравилось, – ворчал матрос. – Так бы и до утра стояли. Заходите, прошу, пожалуйста.
Он отмотал веревку, мотор заработал, между бортом теплохода и пристанью образовалась щель.
Продавщица стояла на берегу и махала рукой. Капитан отсалютовал ей три раза.
Семену Петровичу захотелось еще выпить. Он подошел к буфету.
– Сто грамм и килечки.
Буфетчица, забытая на какое-то время всеми, обрадовалась, стала торопливо наливать.
– Ухажерка капитана, – сказала она, кивнув в сторону пристани. – Каждый раз его ждет, когда пиво свежее. Муж и двое детей. Вот что оно в мире делается.
В голосе буфетчицы была зависть.
Семен Петрович посмотрел на пристань. Продавщица, ладная, молодая, закрывала окошко широким щитом. Потом погасли фонари, и пристань слилась с лесом.
– Ты не пьяный?
– Ни на вот столечко.
– Больше не пей.
– Слушаюсь, товарищ начальник.
Теплоход шел теперь посередине реки. Берега отодвинулись, лесные звуки исчезли, и был слышен лишь
