– И Петя был ребенком.
Нина обиженно повернулась к нему спиной, засунула руки в карманы наброшенной куртки. Он насильно повернул ее к себе, пощекотал подбородком шею.
– Не дуйся. Тут ничего не поделаешь. У каждого своя правда.
Нина вся обмякла от его прикосновения. Она вообще любила, когда он до нее дотрагивался.
– Повторяй за мной, – сказала она капризно. – Повторяй за мной: да здравствует живопись и музыка!
– Да здравствует живопись и музыка…
– Громче!
– Да здравствует живопись и музыка!
– Еще громче!
– Да здравствует живопись и музыка!
Все, кто сидел рядом, посмотрели на них. До Семена Петровича донесся шепот бабки с кошелкой:
– Поднабрался уже… Ну, мужики…
– У Пещер кто сходит? – спросил громко матрос, хотя прекрасно знал, что сходят Семен Петрович и девушка.
– Сходим! Сходим! – сказал Рудаков, поднимаясь.
Матрос крикнул что-то капитану. Теплоход сбросил обороты и стал разворачиваться влево.
Нина подошла к борту, а Семен Петрович задержался у буфетчицы.
– Посошок? – спросила она, улыбаясь. Видно, Семен Петрович ей здорово нравился.
– Нет. Хватит. Просто попрощаться. Спасибо вам, Мартьяновна. До следующей пятницы.
– Не стоит благодарности… Следующий раз угощу вас бутылочным пивком. Обещали областное.
– Здорово.
– И батончик колбаски копченой приготовлю. Хотите?
– Не откажусь.
По всей видимости, буфетчице очень хотелось завести знакомство с понравившимся ей мужчиной покороче.
– А вы не могли бы достать японский зонтик? Женский? – вдруг спросил Семен Петрович.
– Зонтик? – буфетчица задумалась. – Для дочки? – она кивнула в сторону Нины. – Или для жены? – женщина хитро прищурилась.
– Для дочки…
– Ну и молодежь, – вздохнула буфетчица. – Все им заграничное подавай. Ладно, попробую…
– Вот спасибо вам, Мартьяновна.
– Спасибо потом скажете.
– Деньги сейчас?
– Найду. В пятницу расплатитесь.
Она первой протянула Семену Петровичу руку. Он крепко пожал ее.
У хутора Пещеры пристани не было, но меловый берег обрывался отвесно в реку, и на специально вырубленную в скале площадку можно было бросить доску, если не шла сильная волна.
Волны не было, и Семен Петрович благополучно сошел с Ниной на берег.
Теплоход сразу ушел, и его огоньки затерялись среди звезд, только луч прожектора еще был виден – издали он походил на отблеск луны на реке; потом исчез и он.
Они остались совсем одни. Хутор чернел высоко на горе, там не светилось ни единого огонька, оттуда не доносилось ни звука. Шорох волн, разбивавшихся внизу о меловую скалу, тихая возня ветра в траве, далекий-далекий гул самолета – больше ничего не было слышно.
– Вот мы и одни наконец…
Нина наклонила голову Семена Петровича, потерлась нежной щекой о его колючую щеку, потом нашла губы своими губами.
– Я столько ждала… Целую неделю… Единственное, что есть… Ты такой горячий, даже через плащ…
– А ты вся дрожишь.
– Это от реки. Пойдем скорее в наш дом.
– Пойдем.
Главный бухгалтер поднял свой рюкзак, взял из рук Нины сумку.
Они пошли по тропинке вверх – Рудаков впереди, Нина сзади. В крутых местах он подавал ей руку. Тропинка была каменистой, щедро посыпана меловой пылью. Скоро их ноги по щиколотку испачкались
