грибного леса, полного небольших круглых озер и родников.
Пока шли, Нина замерзла от утренней свежести, ее ноги в босоножках и капроновых носках промокли, но в бухточке уже было тепло, песок высох и нагрелся, и они сразу сняли с себя влажную обувь, одежду и остались в купальниках.
Солнце еще совсем низко висело над лугом и громадным пляжем… Тени от леса скользили по траве на лугу, темная пелена набегала на желтый пляж, пересекала его, стекала в воду и уносилась течением. До них не долетала ни одна, даже маленькая, тень, только иногда от игравших волн падали на песок, чередуясь, темные и светлые пятна. Они легли рядом на теплый песок и стали слушать.
Наверху шуршала под ветром трава. Подсыхала скала, шелушилась, тонкие ручейки мела стекали к основанию и застывали крошечными холмиками, образуя миниатюрную пустыню.
Далеко-далеко, так далеко, что звук казался естественным, издававшимся рекой, лугом, лесом, гудел теплоход. Наверно, капитан приветствовал свою возлюбленную, открывшую ларек чуть свет, чтобы угостить его пивом.
Потрескивал, нагреваясь, под ухом песок.
Молчало небо. Еще заспанное, хмурое, но уже начавшее постепенно голубеть, обещая длинный, жаркий, простроченный песнями кузнечиков день.
Ласково, притворясь безобидной, обтекала скалу вода.
Возились высоко наверху обрадованные, что кончилась длинная холодная ночь, обсохшие на солнце птахи.
– Ты все слышишь? – спросила Нина.
– Да, – ответил Рудаков.
– И песок?
– Да. И песок.
– И теплоход?
– И теплоход.
– А небо?
– Небо молчит.
– Неправда. Прислушайся. Только надо закрыть глаза.
Рудаков послушно закрыл глаза,
– Все равно молчит.
– Значит, ты еще слишком молод, – тихо засмеялась Нина. – Или огрубел душой. Небо разговаривает звуками детства. Вот голос мамы… Скрип калитки… Смех подружки… У меня была только одна подружка Тоня… Она потом уехала… А вот я плачу: у меня собака растерзала куклу… Такое горе… Мне тогда казалось, что сильнее горя на свете не бывает… А вот танцы в парке… Вальс… А меня так никто и не пригласил… Ты когда-нибудь в детстве лежал на спине и смотрел в небо?
– Да.
– Тогда там были звуки будущего… Какие-то необыкновенные голоса, чудесная музыка, шепот влюбленного в тебя человека. И еще что-то прекрасное, загадочное. А сейчас, наоборот, небо отдает те звуки, которые вобрало в себя в детстве. И оказывается, что тогда все было чудесно и необыкновенно, а сейчас… Сейчас… Дай мне водки.
– Тебе же нельзя, – растерянно сказал Рудаков. За все время их встреч Нина ни разу даже не пригубила спиртного.
– Сегодня можно. Сегодня все можно.
Главный бухгалтер полез в сумку, достал бутылку, стакан.
– Я из горлышка.
– Ну и ну…
Девушка хлебнула водки, закашлялась.
– Вот… а теперь дай сигарету.
– Ну уж это… ни в коем случае.
– Давай, давай. Кутить так кутить. Я приказываю.
Семен Петрович нехотя протянул ей сигарету, зажег, закурил сам.
– Только чуть-чуть.
– Ладно, ладно, не учи.
Нина курила, лежа на спине с закрытыми глазами.
– Как хорошо… А я и не знала…
– Это только вначале… Потом все значительно хуже.
– Ну вот. Мир перевернулся. Теперь ты меня воспитываешь. Рудаков, тебе нравится здесь? Как славно…
– Да. Мне очень нравится здесь.
