– Ага…
– Поймал что?
– Да так…
– Слушай, – сосед понизил голос. Он был маленький, толстенький, с жидкой бороденкой, с тихим голосом, похожий на гнома.
– У тебя опять рыли…
– Как? – удивился Рудаков. – В выходные они не роют.
– А вот рыли…
– Странно… – пробормотал главный бухгалтер.
– Знаешь почему? – сосед-гном оглянулся по сторонам, и голос его стал едва слышным. – Мальчишки копались у тебя в старой яме, той, что в самом углу сада, и нашли кость…
– Что еще за кость?
– Человечья…
– Да брось ты, – махнул рукой Семен Петрович. – Плетешь невесть что.
– Чтоб мне провалиться на месте! Сам видел… Берцовая, что ли. Они тут ее таскали по всей улице, а потом кто-то надоумил снести в милицию…
– Ну и что?
– Что… Те опять рыть стали и еще несколько штук нашли… Брешут, тут же в Суходольск на экспертизу отправили.
– Вот так дела… – Семен Петрович растерянно уставился на соседа. Тот отвел в сторону глаза.
– Брать тебя, наверно, будут, Петрович…
– За что брать… Не за что брать… А брать – так пусть берут… – Рудаков направился к крыльцу.
– Обождь… Слышь, Петрович… Мы уж с тобой почти тридцать лет знакомы… – Сосед заговорил свистящим шепотом, чтобы покрыть расстояние в два шага. – И никогда черной кошки не перебегало… Вроде бы и дружили… Откройся мне, Петрович… Было дело? Если было, я никому… Может, тебе спрятать что надо… Меня обыскивать не будут…
– Мешок с отрубленной головой спрятать надо, – сказал Семен Петрович.
– Ну?! – выдохнул сосед.
– Вот тебе и «ну»… Дурак ты, Еремыч.
– Так я ж по-соседски…
– Хоть бы и по-соседски… Сказал бы я тебе, даже если б было дело? А? Подумай своей головой.
Еремыч почесал в затылке.
– Да вроде бы не сказал…
– Что ж ты тогда… Мой крест – мне и нести.
– Это уж точно… – Сосед крякнул, опять почесал в затылке. По его лицу было видно, что он еще что-то хотел сказать Семену Петровичу. Рудаков ждал.
– Слушай, Петрович… Давай хоть вещи какие заберу… Передам потом твоей полюбовнице… Растащат ведь все… Слетелись уже. С утра, как только кости нашли, бегают к тебе твои родственнички… И сейчас сидят. Часа два уже сидят. Ждут тебя. Обдерут как липку, не достанется ничего твоей девчонке. Сделай разумное дело, Петрович. Я все честно сохраню и отдам. Сам отвезу. Ты только адрес дай.
Малинник оказался поврежденным несильно. Две новые ямы зияли как раз между двумя яблонями, там малины было совсем мало. Пахло свежей землей и раздавленными опавшими листьями. Так пахнет на кладбище осенью возле только что вырытой могилы.
Сосед не обманул. В доме в самом деле его ждали. Дочка Варя, ее муж, добродушный толстяк Иван; брат мужа Илья, как всегда, тощий, синий, озабоченный, и сын дочки, его, Рудакова, внук Олежка. Варя знала, куда он прятал ключ – иногда она прибегала в свободное время прибрать в доме, постирать – и вот сейчас навела, значит, полный дом гостей. Гости, видно, ждали его давно. На столе стояла почти выпитая бутылка водки, лежала закуска: помидоры, колбаса, сало, хлеб, рыбные консервы. Они сидели вокруг стола и о чем-то горячо спорили; когда хлопнула дверь, разговор прервался на полуслове, и все уставились на Семена Петровича. Только Олежка не поднял головы, он продолжал стругать какую-то палочку – в свои семь лет внук был самостоятельным, хозяйственным человеком.
– Здорово, – сказал Рудаков и бросил рюкзак в угол, к печке. – Как я вижу, заждались.
– Да, почитай, с утра сидим, – пробасил добродушно Иван.
Илья и внук Олежка ничего не ответили. Дочка подошла к нему тяжелой походкой и помогла раздеться.
– Руки мыть будешь? На рыбалке был? Вижу – ничего не поймал…
Семен Петрович промолчал. Он помыл руки, вытер протянутым дочерью полотенцем, сел к столу.
– Ты бы хоть картошки пожарила, – сказал он дочери. – Сидите на сухомятке.
– Да все думали, что ты вот-вот придешь.
– Варька, дуй в магазин, – сказал добряк Иван, отдуваясь и поглаживая толстый живот.
