– Уф! Замучился с ними, – сказал он, присаживаясь на лавку и вытирая платком со лба пот. – Всю дорогу вот так. Народ сбегается, мешает уличному движению. На вокзале драку затеяли. Еле ноги унесли. Давайте знакомиться. Старшина милиции Петр Музей. Прибыл к вам с четырьмя заключенными для отбытия пятнадцатисуточного заключения.
– Что… к нам? – удивился председатель.
– Так точно.
– Но они вроде… всегда… в городе отбывали.
– Почин у нас объявили. Теперь часть мелких хулиганов в деревню направлять будем для выполнения сельскохозяйственных работ. Об этом и в газетах писали. Не читали? «Хулиганов – в село» – называется.
– Нет…
– Дескать, в городе и так рабочей силы хватает, а их каждый день по полсотни набирается – вот и помощь сельскому хозяйству. Проезд за свой счет, кормежка – что заработают.
– А почему именно к нам?
– Мы уже в четырех хозяйствах были. Нигде не берут. В одном взяли сгоряча, да они, черти, ночью сад обнесли и бочку с пивом из магазина укатили. Выгнали в шею. Вам они тоже, наверно, не нужны. Придется на разгрузке вагонов им повкалывать. Так как будем, товарищ председатель?
– Да, с ними хлопот не оберешься…
Милиционер вздохнул и полез в полевую сумку.
– Распишитесь вот здесь. И печать нужна. Это мне для отчетности. А то скажут – ты с ними никуда не ездил.
Председатель взял бумажки. На каждой было напечатано на машинке всего несколько строчек: «Колхоз (пропуск) в услугах тов. (далее следовали фамилии) не нуждается».
– Подписывайте скорей, а то нам еще назад вон сколько топать. Или вы машину дадите?
Петр раскрыл сумку, приготовившись класть туда бумаги.
– За что их осудили?
– За разное. Мелкое хулиганство в основном. Одна – злостная самогонщица.
– А тот, с рыжими глазами?
– Вор.
– Шустрый.
– Они все шустрые. Работники плевые, а попьянствовать да покуражиться любят. Пока я на вокзале билеты оформлял, угнали самосвал. Хорошо, рядом милиционер с мотоциклом оказался. Догнал. А то с меня бы за это дело шкуру сняли.
– Кто угнал?
– Этот… как его… с рыжими глазами. Скифин. С ним тяжелее всего.
– А вон тот, с бычьей шеей…
– Мотиков.
– Спортсмен, наверно.
– Гиревик! Лодырь страшный. Ест да спит. А когда разозлится – зверь. Буфетчик ему пива не долил, так он в него подносом кинул, чуть голову не проломил.
– Вы им разрешаете пиво пить?
– Да. То есть нет. Но они хотели пить, а ситра не было.
Петр смутился и замолчал. Ни тон разговора, ни собеседник ему не нравились. Напротив сидел человек, который совсем не был похож на «традиционного» председателя. Не было на нем френча, галифе, кирзовых сапог, не было хитроватого красного лица потомственного крестьянина. Председатель был плотный, высокий и скорее походил на капитана рыболовецкого траулера. Это сходство усиливала эстонская фуражка с лакированным козырьком и сигара, которую он не вынимал изо рта, даже когда говорил. На ногах – странные ботинки из серо-голубой кожи с толстыми белыми шнурками, какие носят альпинисты.
Лицо загорелое, с глубокими морщинами, взгляд – в самые глаза. Петр Музей никогда не любил людей, которые имеют привычку смотреть в глаза.
Председатель повертел в руках бумажки и отложил их в сторону.
– Значит, вы считаете, что новый почин – овчинка выделки не стоит?
– Да… Конечно… Поездим, поездим – да назад. С ними хлебнешь горя. Нужно крепкое помещение с решетками. А еды… Видели вы того, здорового? Он в один присест четыре порции съедает.
– Если б хорошо работали, порций не жалко. А решетки… Это они в городе домой бегают, а тут бегать некуда. Да и от зари до зари как наишачишься, ходить – не только бегать – не захочется.
– Но в том-то и дело, что они не будут работать! – горячо воскликнул отличник.
– А вы откуда знаете?
– Догадываюсь.
– Знаете что? – сказал председатель. – А мне нравится ваш почин. Давайте-ка мы их завтра на МТФ
