Привели еле стоявшего на ногах гармониста. Тот заиграл туш. Под звуки туша, песни, крики Онуфрия Степановича вывели на улицу. Плясавшие перед домом люди восторженно приветствовали процессию.
– Нашли! У-р-р-а!
– Надо же – два дня прятался!
– Хитер бобер!
– Денежки взял и тютю!
– Где же его нашли?
– В сортире отсиживался.
– В тележку его!
Онуфрий Степанович заметил, что рядом с ослиной тележкой теперь стоял автомобиль «Чайка», тоже украшенный лентами и с куклой на радиаторе.
Онуфрия Степановича усадили в тележку, остальные стали набиваться в «Чайку».
Потом тоже под руки привели какую-то толстую пьяную женщину в длинном белом платье и поместили рядом с Онуфрием Степановичем. Кто-то набросил на нее мятую, в винных пятнах фату.
На козлы взгромоздился отставник, дернул вожжи.
– Шагом марш!
Толпа повалила за тележкой. Отчаянно сигналя, тронулась «Чайка». Позади всех бежал длинный парень, надев на шею дугу и брыкаясь, он воображал себя лошадью.
– Бегом марш! – скомандовал отставник ослу.
Осел тронул рысцой. Люди тоже прибавили шагу, приплясывая, выкрикивая частушки.
Стояло прекрасное солнечное утро, дул свежий ветерок. Если бы не этот свежий ветерок, неизвестно, чем бы кончилось для Онуфрия Степановича это приключение, но ветерок слегка протрезвил затуманенную голову гангстера, и Онуфрий Степанович вдруг понял, что его везут в загс расписываться и что сидящая рядом с ним сонная пьяная женщина – его невеста.
От этого ужасного открытия Онуфрий Степанович на некоторое время потерял сознание. Когда оно вернулось к бедному старику, осел трусил возле какого-то мелколесья, за которым проглядывался луг и речка, подернутая еще кое-где клочьями утреннего тумана.
Несвежая голова Онуфрия Степановича еще не успела придумать какой-нибудь план освобождения, а тело его уже перемахнуло через низкий борт тележки, ноги сами собой пронесли через мелколесье, луг, и незадачливый гангстер плюхнулся в холодную речку. Сзади себя он слышал крики, топот ног, один раз Онуфрию Степановичу почудился даже выстрел.
Только к обеду, мокрый, дрожащий, он добрался до дома и целую неделю провалялся в кровати: от пережитого потрясения у бедного старика отказали ноги.
Хитроумный Курдюков оказался прав. С каждым днем «баламутка» все меньше говорила по телефону, все неохотнее.
К концу недели, как и обещал негодяй Полушеф, пришла бандероль с магнитофонной кассетой. Старики попросили у сына на часок магнитофон (ученый имел четыре магнитофона, два проигрывателя и радиолу). Быстро, заученными движениями сын вставил кассету включил. Послышался плеск воды, затем звонкий девчачий голос:
– Олешек, олешек, иди сюда! Иди, зануда! А то хуже будет!
Мужской хрипловатый голос:
– Он не пойдет в воду, Катенька.
– А я хочу, чтоб пошел!
Геннадий Онуфриевич насторожился и вытянулся к магнитофону. Он пока еще не понимал, в чем дело. Старики сидели окаменевшие. Мужской голос (хозяин его, очевидно, подталкивал оленя):
– Иди, иди, дурачок, поплавай…
Послышался стук копыт, наверное, упирающегося животного, глухой рев. Голос Кати:
– Вот болван!
Геннадий Онуфриевич встряхнулся всем телом, как собака после купания, подошел к магнитофону, наклонил над ним ухо. Мужской голос:
– Вот так… Молодец… Да не дрожи, ничего страшного нет… А теперь, Катенька, садись на него верхом.
Плеск воды. Мычание. Визг. Мужской голос:
– Замечательно. Внимание. Смотри сюда. Ну прямо амазонка!
Стрекот кинокамеры.
– Сегодня мы поедем к бабушке Варе и дедушке Оне и покажем им фильм.
– Сегодня? Мы же в поход по речке хотели идти!
Мужской голос:
– Ах да, забыл, в поход… Но ведь надо и отца с дедами проведать…
