Леша быстро вылез из ванны и прошел мимо безразлично дремавшего Гектора (казалось, он вовсе перестал замечать хозяина).
– Михалыч, это Алексей. Извини, я насчет Смирновой… ты не ездил к ней?
– Ездил.
– Нашел?
– Нашел.
Лешу раздражали эти односложные ответы. Если б Михалыч не был шефом, он бы с удовольствием обматерил его, а так лишь спросил, как можно спокойнее:
– И где она?
– В морге.
– Зачем в морге? – это был идиотский вопрос. Леша сам не знал, какой ответ надеялся получить – ну, например, что она пошла туда, на экскурсию…
– Вчера, по дороге на работу, с крыши сорвалась сосулька; Пробило голову; короче, умерла мгновенно. Вот так, Лешенька, – Михалыч вздохнул, – жалко. Девка-то неплохая была.
Лена тут же возникла улыбающаяся, со словами «я готова», только вышедшая из ванной. По-другому не могло быть – и ни в каком другом облике Леша не мог ее представить; даже сосредоточенно сидящая за компьютером, она выглядела не такой реальной, как эта! Он откинулся на диван и выключил телефон, пищавший противными короткими гудками; стало мертвенно тихо.
Если Михалыч не врал, с этого дня его жизнь разломилась надвое. И как теперь жить в маленьком тесном ее кусочке, где и повернуться-то со своими мечтами и желаниями негде?
Первый сумбур прошел. Мысли стали принимать свойственное нормальному человеку направление, рисуя в воображении гроб с соответствующими атрибутами. Это было тягостное видение, но круг жизни очерчен строгими рамками и в него существует только один вход и один выход.
От неожиданного звонка Леша подпрыгнул. Это мог звонить только Михалыч, чтоб сообщить, что произошла чудовищная ошибка, и погибла совершенно не та Лена Смирнова, а другая, чужая, о которой они никогда и не слыхивали! Леша поднес трубку к уху и действительно услышал голос Михалыча, но обрадоваться не успел.
– Да, Леш, забыл сказать, – начал он без предисловий, – похороны сегодня в два часа на Юго-Западном кладбище, но с твоим сердцем я не советую тебе ходить. Хотя мне тут Янка сказала, у вас были отношения… Извини, – он отключился, а Леша продолжал слушать монотонные безразличные гудки – они больше не раздражали.
Посмотрел на часы.
Мысль о том, что Лены больше нет, не просто не укладывалась в голове по причине своей абсурдности и незаслуженной жестокости, но еще потому, что он весь вчерашний день и сегодняшнее утро слышал ее голос; причем, это не являлось воспоминанием чего-то пережитого – он слышал фразы, которые не мог придумать и даже спрогнозировать, исходя из их отношений. Они могли прийти в голову только ей самой!
Туман рассеивался, и сознание входило в привычный логический цикл, кропотливо восстанавливая события последних дней, но даже в них многое не стыковалось. Например, гадание. Именно после него Лена изменилась, но ведь гадала-то она ему! Или визит к Марии. Все происходившее там не слишком походило на сон, как ни пытались его убедить. Но тогда, что это было?
Леша не мог ответить, но что-то внутреннее, неподвластное разуму настойчиво твердило, что он обязан это сделать.
Леша чувствовал себя зверем, запертым в клетку; он не понимал, за что его отгородили от мира железной решеткой тайны и бросают сквозь прутья куски тухлого мяса в виде таинственных знаков и необъяснимых фактов.
На Юго-Западном кладбище ему приходилось бывать не раз, но всегда это происходило организованно, вместе с плачущими родственниками и суровыми сослуживцами, поэтому в памяти оставались лишь гроб, яма и тяжелая, гнетущая тишина. Сейчас он был один, и даже не знал, куда надо идти.
Из такси Леша вылез у здания дирекции. ПАЗики с черными полосами; легковушки, от стареньких «копеек» до блестящих улыбками радиаторов «Мерсов», заполнили тесную площадь, а дальше, вдоль расходившихся в стороны дорожек, насколько хватало глаз, возвышались кресты и памятники. Летом, скрытые зеленью, они представляли собой не такое зловещее зрелище.
Вошел в ворота и остановился; мимо проехал грязный автобус, в котором сидели женщины в черных платках, с застывшими скорбными лицами.
– Милый, я так боялась, что ты не придешь….
Леша дернулся (сейчас он стопроцентно находился в здравом уме), но поблизости, естественно, никого не было, а голос продолжал звучать, такой же ласковый и чарующий:
