– Логику?.. – отец усмехнулся, – боюсь, что у Бога нет человеческой логики – его логика простирается, и на те жизни, которые мы уже не помним, и на те, которые еще не прожили. Знаешь выражение – пути Господни неисповедимы?
– Знаю. Но никогда не задумывалась. Послушай, если Бог…
– На эти темы тебе лучше поговорить с отцом Сергием, – перебил отец, – он тебе все расскажет по Библии.
– А я не хочу по Библии – наверное, я пока не доросла до Веры. Я хочу сама понять что-нибудь, типа, как оно работает…
Раздался долгий сигнал, и Наташа обернулась.
– За тобой? – спросил отец, – уходишь куда-то?
– Нет, я на секунду, – Наташа побежала наверх за деньгами, уже решив, что продляет контракт, по крайней мере, на время каникул – другого источника информации у нее не было, а тема захватила ее; да и чем еще заниматься целых две надели?
Из милиции Даша вышла, когда совсем стемнело. Часы на злосчастном телефоне показывали восемь, а это означало, что Ромка уже уехал.
Успокоившись, она незаметно вышла к остановке, и забралась в полупустую маршрутку.
Дома Дашу ждала тишина, вмиг отгородившая ее от внешних проблем, и только тиканье часов на кухне напоминало, что где-то бьется ритм другой жизни.
Разбудил Дашу свет. Веки дрогнули, и Ромка белой птицей вспорхнул с постели, да и сама постель медленно растаяла, словно на засвеченном негативе. Чувствуя, как «обрастает» одеждой, Даша поняла, что чудесный сон закончился, но не поняла, почему. Обычно в подобных ситуациях мать сразу щелкала выключателем и на цыпочках уходила, а сегодня молча стояла посреди комнаты, бледная и испуганная. С удовольствием потянувшись, Даша открыла глаза; приподнялась, поправляя перекрутившиеся джинсы.
– Мам, чего случилось?
– Артема убили. Рита поехала на опознание.
– Как убили?.. – Даша села, растерянно хлопая глазами. Воспоминание обрушилось на нее огромным черным камнем, сорвавшимся с небес, но она еще пыталась увернуться от точного попадания, – он же в больнице.
– Был. Но умер. А ты откуда знаешь про больницу?
– О, блин!.. – Даша закрыла лицо руками. Апельсины, которые она собиралась купить завтра, запрыгали перед глазами, гулко ударяясь о землю. Ощущение смерти, совершенно необъяснимо сжимавшей кольцо вокруг нее, рождало смятение, очень быстро превращавшееся в ужас.
– У меня отняли телефон, – тихо сказала Даша, – Тёмка кинулся, и его пырнули ножом… но он был жив, понимаешь?
– Понимаю. Успокойся, – Галина Васильевна сжала плечо дочери, – ты ни в чем не виновата, – она убрала руку, и Даша почувствовала озноб, хотя в комнате не стало холоднее, – как все глупо – погибнуть из-за телефона…
Слезы нашли брешь в стене, которой Даша пыталась отгородиться от невольного соучастия в этой смерти, и хлынули бурным потоком. Галина Васильевна гладила ее по голове.
– Кончай! Я не кошка! – Даша стряхнула ласковую руку.
– Не кошка. Но всякое случается. Подумай спокойно…
– Психотерапевт, блин!.. – Даша повернулась к матери, – у меня такое ощущение, что я несу смерть, понимаешь!..
– Зачем так говорить? Посмотри новости – каждый день гибнет столько людей…
– Что мне до людей?!.. Может, у них на то свои причины – я смотрю на себя! Три человека за три недели! Штука в неделю! Кирилл, потом Колобок, теперь Тёмка! Я круче любого маньяка!..
– Какой Колобок? Ты ничего не рассказывала.
– Мало ли чего я не рассказывала! – в сердцах воскликнула Даша и тут же пожалела об этом, зная настойчивость матери. Но мать оказалась мудрее, чем она предполагала.
– Тебе надо выпить успокоительное, – сказала она, – только у нас нет ничего. Хотя… – мать вышла и вернулась с коньяком, оставшимся с Нового года, и классическим кусочком лимона, – вот. Выпей и ложись. Утро вечера мудренее, – она слабо улыбнулась в надежде на взаимность, но Даша тупо смотрела на содержимое бутылки, словно оценивая свои силы; потом наполнила рюмку и резко вздохнув, опрокинула ее в рот.
Она еще никогда не пила крепких напитков и с непривычки дыхание перехватило. Душа устремилась вверх, но невидимые путы, связывавшие ее с телом, оказались сильны, и побег не удался. Душа вернулась на место, а по телу разлилось приятное тепло, оставив во рту вяжущий привкус дубовой бочки.
– А ничего, – Даша улыбнулась, – я еще, да?
Вторая рюмку не принесла прежних ощущений – в пищеводе она догнала первую; они столкнулись, и Даша икнула.
– Возьми лимончик, – посоветовала мать, довольная тем, что истерику удалось остановить.
Даша послушалась, тут же почувствовав резкую, бодрящую кислоту.
– Спасибо. Ты настоящий друг, – она чмокнула мать в щеку.
– Давай, помогу разобрать постель.
– Мам, – Даша укоризненно скривила губы, – думаешь, я пьяная с двух рюмок? Иди – там, небось, кино твое началось.
Галина Васильевна решила, что в сложившейся ситуации не стоит быть навязчивой, и хотя очередной ситком с идиотским закадровым смехом и беззаботно глупыми героями выглядел пиром во время чумы, покорно вышла. Остановившись в коридоре, дождалась, пока исчезнет яркая полоска под дверью, и только после этого удалилась на кухню.