Ксения пошевелилась, но как-то странно, вроде, тело ее не являлось единым целым, а состояло из сотен кусочков, и каждый кусочек двигался самостоятельно. Лежала она на спине, но лица почему-то не было видно. Галина Васильевна подошла ближе и поняла, что лица просто нет! Ужас, сторожащий границу сознательного и бессознательного, мгновенно обратил эмоции в животный крик, сдержать который не могла судорожно прижатая ко рту ладонь. Галина Васильевна почувствовала, что сейчас упадет, как недавно падала на лестничной площадке, но тогда рядом находилась Рита, а здесь на нее смотрели десятки внимательных, но ничего не выражавших, глаз-бусинок – они разглядывали ее, как разглядывают поданное официантом блюдо.
Крик иссяк, но способность мыслить не возвращалась. Галина Васильевна заворожено наблюдала, как меняется узор из перепачканных кровью крысиных спин, пока не заметила среди них чудом не вытекший человеческий глаз.
Запорошенный снегом двор, маленькая машина с ворчанием устраивавшаяся на ночлег, и группа пацанов, облепивших замерзшие до весны качели, выглядели настолько естественно, что «подвальный» мир сразу перестал быть реальным. Галина Васильевна глубоко вздохнула, окончательно отрезвляя сознание морозным воздухом; на секунду ей даже захотелось вновь спуститься вниз и убедиться, что увиденный кошмар – лишь продолжение сна, ради которого она, собственно, пришла сюда. Но желание было мимолетным, как и все сумасшедшие желания.
Нет, какие-то строчки там были – торопливые, написанные карандашом, но разобрать их в тусклой подсветке вечернего неба оказалось сложно. Заинтригованная, так никуда и не позвонив, Галина Васильевна быстро пошла к фонарям, разноцветным витринам и маршруткам перевозившим самых обычных пассажиров – туда, где крысы пожирали людей только в самых дешевых, примитивных фильмах.
– Это Настя? Здравствуйте. Я, мама Даши Ситниковой. С Дашей я могу поговорить?
– А ее нету. Она… – голос запнулся. При этом Настя сделала такое страшное лицо, что Яна, сидевшая напротив, поставила бутылку с вином, так и не наполнив рюмки, – Дашкина мать, – прошептала Настя, прижав телефон к груди, – чего сказать-то? Что она в посольстве?
– Чего, дура? – Яна покрутила у виска, – ее ж удар хватит.
– Она это… она скоро придет. Вы попозже позвоните. Да вы не волнуйтесь!.. – и тут Настю осенило, – она в магазин поехала!.. Нет, не заблудится – тут от метро два шага. До свидания, – положив телефон, Настя вытерла несуществующий пот, – во, блин, вляпаешься!
– Отключи мобилу, – посоветовала Яна, – придет, пусть сама с ней базарит.
– Слушай, а, правда, чего-то долго ее нет, – Настя посмотрела на часы.
– Ну, – Яна снова взяла бутылку, – она ж сказала, что будет ждать там до потери пульса.
В грохоте музыки Вика не услышала мелодию звонка, но мобильник лежал прямо перед ней, и замигавший дисплей, привлек внимание.
– Кто там, блин? – она недовольно поставила на стойку стакан с коктейлем, сквозь который игриво разглядывала сидевшего рядом Павлика, и увидела высветившееся имя, – о, как! – удивленно подняла трубку, – да, Галина Васильевна, – и шепотом пояснила, – Дашкина мать.
– Викуль, скажи мне, что это за Настя, которая учится с вами? – кроме голоса Вики, в трубке слышался грохот музыки, выкрики ди-джея и множество других звуков, которые всегда ассоциировались у Галины Васильевны с чем-то аморальным, но сейчас она подумала:
– Настя? – Вика засмеялась, – это девушка, реально, не тяжелого поведения – самая известная в нашем «ликбезе» по этому делу – ну, вы меня поняли… нет, меня с собой они даже не звали… адрес ее сестры?.. Нет, не знаю. А вы Дашке позвоните… ах, телефон отключен?.. – довольно ухмыльнувшись, Вика показала Павлику большой палец, – не знаю, что делать… а попробуйте позвонить Наташке Луниной – она староста, она все про всех знает – может, у нее есть… нет, сама я Луниной звонить не буду… вот, не хочу и все! Давайте, я вам ее номер СМСкой скину… да, сейчас, – отправив сообщение, Вика повернулась к Павлику, – похоже, Дашка тоже двинула на Ленинградку. Ну, и пусть. Я обиделась на нее…
Николай Сергеевич никогда не останавливался в модных отелях с длинной вереницей звезд на дверях, хотя шеф постоянно требовал этого для поддержания имиджа фирмы. Он с таким же постоянством отвечал, что имидж достигается делами, а не стоимостью номера, хотя в действительности дело было совсем в другом – Николай Сергеевич чувствовал себя неуютно среди «успешных топ-менеджеров», только не хотел в этом признаваться. Постоянные разговоры о положении дел на лондонской бирже, финансовых потоках и фьючерсных контрактах наводили на него тоску. Он даже ощущал себя ничтожеством, по сравнению с «акулами бизнеса», но потом выяснялось, что «акула» торгует, то ли калошами в Засранске, то ли женскими трусами в Нижнем Задрючинске, и «приплыла» она на оптовый рынок с хилой пачкой налички. Самооценка сразу менялась, ведь Николай Сергеевич представлял лучшую