от бывшей квартиры, вспоминать об этом совершенно не хотелось. Она почувствовала теплоту к этому месту.
– Все ты правильно сделала, – наклонившись, Дима коснулся губами ее лба, и в это время зазвонил телефон.
– Слушаю, – Дима поднял трубку, валявшуюся на столе, – привет… ну, последний вагон остался… да… хорошо… все будет, не переживай… ладно, займусь. Пока. (Ира смотрела на него выжидающе, и Дима вернулся на диван). Так, вот, всю жизнь, – он вздохнул, потом его голос стал деловым, вроде, соприкоснулся с какой-то другой реальностью, и от этого отдалился на недосягаемое расстояние, – мне надо отъехать часа на три, а ты оставайся тут.
– Твоя жена не придет? – с опаской спросила Ира.
– Никто не придет. Только ты не уходи.
– Куда ж я уйду? – Ира улыбнулась покорно и жалобно, – мне некуда идти, да и не в чем.
– Поспи, – он погладил ее по голове.
– Хорошо. Только ты не задерживайся, ладно? А то мне будет страшно, – Ира подумала, что на самом деле, ей, наверное, будет не страшно, а одиноко; она почувствует себя игрушечной зверушкой, забытой на даче по окончании сезона, где без хозяина так и будет валяться под забором, пока ее не запорошит снегом.
– Я быстро, – он наклонился, и чуть приподняв край одеяла, поцеловал теплое плечо. Тут же мелькнула мысль остаться, но если с утра не застать нужных людей, то потом и ехать не зачем, – здесь я хозяин, – он погладил девушку по ее щеке, – спи спокойно.
Ира кивнула; шмыгнула носом, и ее глаза, ни с того ни с сего наполнившись слезами, стали огромными и прозрачными, а лицо, удивительно женственным.
– Ну, что с тобой?.. – Дима подумал:
– Ты не понимаешь, да? Ты – хозяин, а я кто?.. Твоя пленница?.. Если бы ты любил меня, все было б по-другому. Ты, вот, целовал меня, а я думала, что мне некуда деться, даже…
– Тебе было неприятно? – удивился Дима. Он и не задумывался, почему целовал ее.
– Мне было приятно, – призналась Ира, – но я думаю, ты…
– А ты не думай за меня. Так нам обоим будет лучше.
– Хорошо. Прости, пожалуйста. Я сегодня очень издерганная – не каждый день тебя выгоняют из дома навсегда.
– Не каждый. И это хорошо, – он обнял ее, и Ира сама потянулась к нему губами. Дима чувствовал мокрую щеку, но в глазах уже не было слез; потом она отвернулась и закрыла глаза.
Пока Дима смотрел на ее умиротворенное лицо, возникло смутное ощущение, что ему нельзя сейчас уходить. Дом, словно проснувшись, вновь притягивал его, делая своей частью, наподобие окна или трубы.
Дима запер дверь и пошел напрямую, утопая в мокрой листве. Поднял большое желтое яблоко, и выбросив сигарету, надкусил его. Кисловатый сок потек по губам. Остановился, медленно жуя, и зачем-то оглянулся на старую шиферную крышу. Нет, в нем не было любви к этому строению – такой любви, какой любят родной дом. В нем жило нечто другое – он чувствовал, что является частью биологической системы, во главе которой находился дом, и каждый раз, покидая ее, он словно физически разрывал жгуты тканей и нервов. Это очень болезненная процедура, но пока у него хватало сил, чтоб проделывать это почти ежедневно.
За калиткой проехал автобус, выплевывая черный дым. Дима чувствовал, что снова начинает ненавидеть все, находящееся по ту сторону забора. Он никогда не думал, что способен на тупую беспричинную ненависть, но, тем не менее, она существовала, и от этого никуда не денешься.
Закрыв за собой калитку, он физически ощутил факт пересечения границы. Как эмигрант, покидающий Родину.
Продать товар за «живые деньги» ему не удалось, поэтому пришлось обратиться к знакомым в администрации, занимавшимся газификацией отдаленных районов области. Они готовы были «съесть» любые объемы, но за безнал, с которого приходилось платить налоги. Обычно Дима старался выгадать на этом, но в данном случае, когда волгоградцы подгоняли с деньгами, других вариантов не оставалось.
Подписав договора, он сразу поехал домой, так как обещал Ире вернуться побыстрее. Вошел в сад. К этому времени солнце разогнало утренние тучи; трава подсохла и приятно шуршала под ногами. Дима радостно думал, что его заповедный мир неподвластен внешним проблемам, и вдруг удивленно замер – солнечный луч, падавший в кухонное окно, не отражался в нем…
Ира лежала с закрытыми глазами до тех пор, пока за Димой не закрылась дверь. После этого встала и зайдя в ванную, увидела свою одежду, сваленную мокрой, грязной кучей.
Синяки, за ночь сделавшиеся желто-фиолетовыми, болели и лучше всего было б, конечно, лечь, но сначала Ира решила привести в порядок одежду, поэтому вернулась в постель только простирнув ее порошком, который нашла в шкафчике, и развесив в ванной; сразу повернулась на бок, глядя в окно. Впечатления последних суток цеплялись друг за друга, создавая в голове сплошную мешанину, но итоговой мыслью было то, что, в конце концов, все закончилось. С этим она снова закрыла глаза.
Ей снился странный сон. Будто ее обнимает черное и обволакивающее Нечто, проникающее в нее через каждую клеточку. Это не казалось неприятным, скорее, наоборот – Нечто касалось тела, неся тепло и умиротворение; хотелось расслабиться, подчиниться его движениям. Ира повернулась, словно помогая незримому Нечто засасывать ее внутрь себя. На мгновение стало тяжело дышать, а во рту будто возникло какое-то инородное тело, но это быстро прошло. Она снова вздохнула полной грудью, и даже, наверное, застонала от удовольствия. Такой это был хороший, такой успокаивающий сон…
Разбудил ее нервный, состоящий из коротких трелей звонок. Спросонья она просто испугалась постороннего звука, а когда проснулась окончательно, то испугалась еще больше. Одно радовало, что дверь была заперта, и если это чужой, то он уйдет. А если вопреки ожиданиям, вернулась та мегера, у которой есть ключ? Ира не знала, что будет делать в этом случае.
Звонок повторялся еще более настойчиво.
– Уходи, уходи… – шептала Ира, и неожиданно звонок смолк. Она облегченно вздохнула, но в это время на кухне послышался звон разбитого стекла. Ира вцепилась в одеяло, которое являлось ее единственной защитой.
Когда дверь стала медленно открываться, Ира подумала, что никаких мук не будет – умрет она от страха и разрыва сердца. Но, как ни странно, не умерла – зато увидела просунувшуюся в дверь голову Олега.
– А вот и наша птичка, – он ухмыльнулся, входя уже без всякой опаски, – а где наш герой-любовник с