Фантом

пожизненного кошмара. Теперь ей нечего бояться, и она вольна сама выбирать дальнейшую жизнь. …Надо только, чтоб побыстрее закончился сегодняшний день, и исчезли эти ноги в кроссовках… Неожиданно Ира почувствовала, что у нее грубо забирают душ, зато губка задвигалась по коже, быстро возвращая телу естественный цвет.

– Я сама, – Ира заморгала, чувствуя, что в глазах больше нет рези, – лучше принеси, во что мне одеться.

Когда Дима вернулся, она уже босиком стояла на полу, вся чистая, розовая, с гладкими влажными волосами.

– Это ее? – Ира кивнула на ворох одежды.

– А чье ж еще? Если не нравится…

– Нет-нет, все нормально…

– Значит, так, – начал Дима, когда она оделась, – сейчас ты едешь домой, а я вызываю милицию. Тебя тут не было, а он самый обычный грабитель…

– А потом что? – Иру не интересовали эти технические моменты, – ну, когда все закончится.

– Потом?.. – Дима еще не думал об этом. Он думал, что обвинить его в чем-либо трудно, но дураков везде хватает, например, таких, как врачиха из поликлиники. Посмотрел на Иру; вспомнил ее вопрос, – потом я тебе позвоню.

– Когда?

– Господи, ну, сегодня вечером! Все, иди, – завершая процедуру прощания, он небрежно чмокнул ее в щеку.

Свежий воздух, похоже, окончательно вернул Иру к жизни – Дима видел, как она быстро и не оглядываясь, прошла по дорожке и скрылась за калиткой. …Точно, Валентина, – решил он, провожая взглядом знакомые футболку с юбкой, – ладно, фигня все это – с бабами потом разберусь. Тут проблемы покруче – надо избавиться от этого урода…

* * *

Милиция приехала быстро. То ли старший лейтенант оказался смышленее врачихи, то ли просто на нем висела куча реальных преступлений, но увидев рухнувший потолок, он сразу пришел к логичному выводу, что подстроить такое убийство нельзя. Тут, как он сказал, даже в смерти по неосторожности не обвинишь никого, кроме самого покойного; а уж когда услышал, что все утро единственный проживающий в доме, провел в областной администрации, и вовсе махнул рукой. Весь визит продлился минут пятнадцать; потом приехала труповозка, и осталось только на следующий день явиться в отдел для подписания протокола.

Сразу после отъезда опергруппы Дима вытащил из рамы гвозди и раскрыл окно – пыль потянулась на улицу и дышать стало легче. Он подозрительно изучил уцелевшую часть потолка, казавшуюся девственно чистой, если не считать микроскопических трещинок, которым, наверное, исполнилось уже лет двадцать. Так и не выяснив причин обрушения, Дима принялся выбрасывать мусор прямо в окно.

Около семи Ира позвонила сама. Дима как раз заканчивал уборку (при этом под окном теперь высилась груда строительного мусора, и соседи, наверное, решили, что он наконец-то начал ремонт). Грязными оставались только полы, которые он мыл уже в третий раз, но никак не мог избавиться от белых разводов.

– Алло! – он схватил трубку грязной мокрой рукой.

– Я сейчас вернулась с опознания. Все нормально… – Ира держала паузу, ожидая реакции, а Дима смотрел на никак не поддающийся его неумелым рукам пол, – я хочу тебе кое-что сказать. Можно я приеду?

– Приезжай, а то я уборку никак не закончу.

Обиделась Ира на такой ответ или нет, неизвестно, но появилась она, когда совсем стемнело. Дима к тому времени кое-как добившись приемлемой чистоты, уже принял душ и курил на кухне, блаженно вытянув ноги.

– Вот, – Ира поставила пакет, – спасибо.

В своей одежде она выглядела так, вроде, не было ни вчерашнего дня, ни сегодняшнего… но оба знали, что они были. Эти два дня связали их очень прочно, и они смотрели друг на друга, думая, нужна ли им эта связь, и что теперь с ней делать.

– Садись, – Дима ногой пододвинул табурет, – что ты стоишь, как не родная?

– Я не неродная – у меня задница болит, – она отошла к окну и достала сигарету, – я много думала… ты можешь смеяться, но мне кажется – то, что произошло, не случайность. Не вдруг он упал, а после того, как я попросила!..

– Кого попросила? – не понял Дима, – и о чем?

– Я просто просила: «помоги мне», не знаю кого, а до этого на потолке ничего не было, понимаешь? Никаких трещин!.. Ты сам же говорил, что дом живой. Так вот, похоже, в первый раз он пытался испугать меня, но я не испугалась и пришла снова; тогда он доверил мне миссию…

– Какую миссию? – Дима вытаращил глаза.

– Я думаю, миссия в том, чтоб прочесть объявление на столбе, которое ты б сроду не увидел; и я ее выполнила. А теперь, когда мне потребовалась помощь, он меня спас.

– То есть, ты считаешь… – Дима замолчал.

Несмотря на то, что мысли их двигались разными путями, сходились они в одной точке – столько случайностей, происходящих в строго определенной последовательности, невозможны ни по какой теории вероятности. Это уже явная закономерность.

– Я не мистик, – продолжала Ира, – то есть не верю в чудеса. Скорее всего, это законы природы, которые мы еще не понимаем. Видимо, действительно, все в мире живое, только мы не освоили других форм сознания, кроме человеческого, а оно, например, есть, и у дома, и у пещеры, и у дерева; да у любого предмета! Вещи могут быть добрыми и злыми, и мы вынуждены с ними считаться, хотя не знаем, чего они от нас реально хотят…

– Давай теорией займемся позже, – перебил Дима, вспомнив построенную утром цепочку «странные сны – мертвый румын на пороге – шкатулка и содержимое шкатулки»; лично ему заключительное звено цепочки давало ответ – случайности все это или нет, без всяких теоретических исканий.

Но Ира поняла его по-своему.

– Ладно, давай позже. Тогда ответь мне на другой вопрос… – она замолчала, надеясь, что Дима сам догадается о чем пойдет речь, но он не догадался, и Ира обиженно вздохнула, – у меня теперь есть своя квартира, но я не хочу туда. Что будем делать?

Переход оказался настолько резким, что Дима уставился на собеседницу. …Блин, ну да – теперь ведь это ее хата; прятаться ей не от кого… – он представил, как через час останется один, и ему стало жутко. Если дом начал действовать, а не только донимать видениями, ему ни под каким видом не хотелось находиться здесь одному. И еще он подумал, что Ира не просто живое существо, спасающее от одиночества, от безумия снов и мыслей, а та, кто способен понять его даже быстрее и лучше него самого. Она принадлежит, скорее, его миру, чем тому, зазаборному, думающему по-другому и решающему совсем другие задачи.

– Конечно, оставайся, – он встал, протянул руки, и Ира послушно подошла в его объятия, – мне хорошо с тобой.

– Мне тоже, – она уткнулась в его шею, и затихла.

Основная проблема бытия успешно разрешилась, и Ира, как женщина, почувствовала это первой.

– Может, приготовить поесть? – спросила она.

– Ты ж не любишь готовить, – Дима вспомнил их первую встречу, такую бесконечно далекую.

– Не люблю – не значит, не умею. У нас есть что-нибудь? – она направилась к холодильнику.

– Боюсь, придется идти в магазин, – остудил ее пыл Дима.

– Тогда купи еще и кофе. Ты ж знаешь, я не могу без него.

– Ладно, будет тебе новое корыто, – Дима рассмеялся.

* * *

Несмотря на распахнутые окна, кухня наполнилась запахом котлет. Дима сидел в уголке, наблюдая, как Ира, в Валином фартуке, одной рукой помешивает макароны, а другой, периодически подносит к губам чашечку кофе. При этом оба молчали, потому что, кроме дома, говорить им, в сущности, было не о чем. Дима со страхом подумал, что все это ему очень хорошо знакомо – точно также оно