Фантом

происходило в совсем недавней жизни, только тогда проблема заключалась в ремонте дома, а теперь в его таинственной сущности. …И ничего нового не бывает. В первое мгновение, когда мы видим незнакомый яркий фантик, нам кажется, что конфета должна быть более вкусной, а на деле, там тот же тонкий слой шоколада и вафля, пропитанная эссенцией – вкус, знакомый с детства…

После ужина Ира помыла посуду и остановилась у окна, не зная, чем еще могут занять себя два фактически чужих человека, и молчание это затягивалось до неприличия.

– Расскажи что-нибудь, – попросил Дима.

– Я?!.. – Ира искренне удивилась.

– Конечно. У меня жизнь скучная, а у тебя, хоть в прошлом, было что-то интересное.

– Не знаю, – она вздохнула, – столько лет прошло, что уже нужные слова не подбираются. Эти воспоминания остались внутри яркими пятнами, но бесформенными ощущениями, поэтому понимать их могу только я… ты понимаешь, о чем я?..

– Пожалуй, – Дима решил, что она опять очень четко сформулировала сущность воспоминаний, и позавидовал.

– Прости, – Ира снова вздохнула, – тебе скучно со мной? Без меня было лучше?

Дима подумал, что как бы ни сложились их отношения в дальнейшем, на данный момент одно ее простое присутствие разгоняет одиночество дома, и за это ей огромное спасибо – у него не возникает желания блуждать по комнатам, в поисках призраков; шарахаться от темных окон и замирать при каждом шорохе. Наверняка и кошмарные сны больше не посмеют вернуться, когда он будет чувствовать на плече ее голову и слышать ее дыхание, ведь они начались после того, как умерла бабка и ушла Валя, то есть, когда он остался совершенно один. Ему просто нужен рядом кто-то живой. За неимением человека, он выбрал дом и оживил его!.. Все встало на свои места, и оказалось настолько элементарно, что Дима рассмеялся.

– Ты что? – удивилась Ира, – вспомнил, как было без меня?

– Дурочка, – он обнял ее, – с тобой гораздо лучше… а, знаешь, что?.. – и замолчал.

– Знаю, что?

– А пойдем, откроем ту медную шкатулку.

– Ты еще не открыл ее? Какой же ты не любознательный!

– Такой вот, но сегодня я ее просто разломаю, на фиг! Я нашел ее, когда разбирал старый шкаф, – Дима взял с подоконника тускло поблескивавшую коробочку, – потом меня три ночи мучили кошмары – я играл в шахматы, являясь, то игроком, то фигурой. Части моего тела при этом существовали совершенно самостоятельно… это трудно рассказать… Там была женщина с твоим телом, которая сначала превратилась в самолет, а потом в птицу. А играл я, оказывается, с румынским офицером, который на фотографии лежит среди обломков дома. Я победил благодаря тебе. Когда ты убила его…

– Я его убила?!..

– Ты или птица, сейчас не важно… так вот, у него в руках была эта шкатулка – там, во сне; так вот, если в ней находится что-то связанное с ним… – он замолчал, надеясь на подсказку, но Ира, видимо, хотела, что он сам сделал вывод, поэтому спросила:

– Если в ней находится что-то связанное с ним, то что?

– Не знаю, что… – Дима не решился сказать – тогда, действительно, тебя спас дом.

Вместо этого он повертел шкатулку в руках, проверяя, не надумала ли та открыться сама, а потом с силой швырнул об пол. Легкий коробок испуганно метнулся в сторону, запрыгал и замер, спрятавшись за ножку стола. Угол, которым шкатулка врезалась в доски сплющился и в нем появилась крошечная щель. Дима сунул туда нож и крышка отлетела в сторону. Внутри лежал серый камень с блестящими вкраплениями. Ира наклонилась, осторожно взяла его двумя пальцами.

– Похоже на обычный базальт.

– И о чем это говорит?

– Ни о чем. Скальная порода, встречающаяся практически везде и не представляющая никакого интереса, – она подняла изуродованную шкатулку, и на ладонь выпала тусклая пластина, на которой был выбит текст, – это по-немецки, – Ира разглядывала крохотные буквы, – учила ведь когда-то… значит, так – Александр Балабан, обер-лейтенант. 23-й… какой-то батальон 6-й румынской горно… какой-то – похоже, горно-стрелковой дивизии.

Она подняла голову, и оба почувствовали, какая вокруг стоит тишина. Ни песчинка не упала в обрушенной комнате, ни ветерок не шелохнул листок за окном, да и сами они стояли в оцепенении, испуганно глядя друг на друга.

– От нас что-то хотят, – прошептала Ира, – от тебя и меня…

С крана сорвалась капля, потом вторая. Оба обернулись, уставившись на безжизненный до того кран.

– Раньше я бы сказал, что к ночи увеличивают напор воды.

– Он плачет, – Ира положила жетон и закрыла лицо руками, – я сойду с ума!..

Дима молчал. Случилось то, чего не могло случиться.

– Знаешь, – Ира подняла голову, – он, наверное, вырос в горах. Наши брали с собой горсть земли, а он – кусочек своих гор… Он живой, понимаешь? Он пытается войти в контакт и…

Дима заткнул ей рот поцелуем – больше он ни о чем не хотел думать, так открывшееся было выше его понимания.

– Пойдем спать, а? Неужто ты не устала?

– Устала? – Ира усмехнулась, – вчерашнего и сегодняшнего мне хватит на всю жизнь. Боюсь, я не усну.

– А я приласкаю тебя, буду долго-долго баюкать…

– Господи!.. – она обхватила Димину шею и заплакала.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Маршрутка медленно подкатилась к светофору и остановилась под его красным глазом. Дима вглядывался в подтаявшее лобовое стекло, но не мог определить, где находится. Впереди была темнота, без единого фонаря, да бьющиеся в стекло снежинки; лишь бледные пятна окон подсказывали, что он еще в городе, и этот город обитаем. Люди в маршрутке сидели нахохленные, молчаливые, кутающиеся в куртки и шубы, так и не отогревшись от пронизывающего ветра, властвовавшего за пределами этого тесного, но относительно теплого мирка.

Маршрутка поползла дальше, а Дима так и не успел сориентироваться. Перед ним, то вспыхивали, то гасли красные стоповые фонари, встречные фары наплывали ниоткуда и исчезали в никуда… Он отвернулся к окну и стал пальцем скрести намерзший за день толстый слой серого пористого льда; потом попытался дышать на него, почти касаясь стекла губами, но и это не помогало.

…Может, я давно проехал нужную остановку?.. – он беспомощно огляделся по сторонам, но при тусклом свете видел лишь неподвижные спины, нахлобученные шапки; женщина рядом также напряженно всматривалась в темноту, прижимая лежавший на коленях пакет с изображением солнца и моря. Похоже, она заблудилась в этом мире серьезнее, чем остальные.

…По идее, мы еще на Московском проспекте… – решил Дима, потому что маршрутка все время двигалась прямо, иногда притормаживая, иногда обгоняя кого-то, но ни разу никуда не свернула. Еще он подумал, что ему совершенно не хочется ехать в ту квартиру, но какая-то неосознанная необходимость заставляла это делать, вытолкнув в такую погоду из теплого дома. Чтоб отвлечься от собственных нелогичных поступков, он снова вернулся к дороге.

Дима хорошо знал город, но сейчас цепочка расплывчатых пятен никак не хотела встраиваться в знакомую улицу, прерываясь странными черными пустотами в тех местах где должны были б желтеть витрины. …А вдруг это вовсе не маршрутка, а машина времени? И движемся мы не по направлению к Северному району, а назад, к тому моменту, когда магазинов здесь еще не было вовсе?.. Хотел бы я этого?.. Дима не знал ответа; не знал, где ему было б лучше, но чувствовал, что хуже всего находиться «между» – ни там, ни здесь… где, собственно, он сейчас и находится.

– У памятника, пожалуйста, – послышался мужской голос.

Маршрутка плавно остановилась. Открылась дверь, впуская порцию холода и снега. Он увидел большую и яркую рекламу фотомагазина. …Слава богу, никакой мистики не существует, и я есть то, что есть. Теперь все понятно – когда маршрутка переползет трамвайные пути, надо выходить… Он