ровных заснеженных полей.
– Дороги хорошие, – Ира оттягивала начало разговора.
– Еще бы! Это дорога на Плоешть – столицу румынской нефти. Чаушеску любил возить туда иностранцев, вот и построил специальную дорогу. Так что там «не просто»? – он вернулся к прерванной теме, но Ира лишь молча достала сигарету и закурила, – слушай, я тоже помогаю тебе, и мне хотелось бы знать, в чем. Может, рядом с медальоном лежало завещание? Тогда я претендую на треть наследства.
Ира рассмеялась, и напряжение спало само собой.
– Ладно, слушай.
Рассказывала она долго и в подробностях. Ей самой неожиданно захотелось вспомнить все, чтоб понять, стоит ли оно того, чтоб вместо спокойной торговли пивом в родном городе, нестись по незнакомой стране с незнакомым человеком в незнакомый город, даже не зная, что она там будет делать. Андрей молчал, глядя на дорогу, и когда Ира дошла до обрушившегося потолка, на горизонте показались силуэты домов.
– Уже приехали? – спросила она тревожно, ведь если поездка закончилась, значит, уже что-то должно произойти, пора принимать какие-то решения…
– Нет, – Андрей засмеялся, – это тот самый Плоешть, но туда мы заезжать не будем.
Ира облегченно вздохнула. Все откладывалось на неопределенное время, и продолжалась дорога, уютная и спокойная, когда можно просто сидеть в машине, а другой человек управляет всем и знает, когда и что надо делать. Она смотрела на призрачные громады домов, которые оставались справа, и ей начинал нравиться этот город – нравиться тем, что они не будут туда заезжать.
– И что дальше? – напомнил Андрей.
– Дальше? – Ира вернулась к своему повествованию, но уже без прежнего энтузиазма. Теперь ее мысли были заняты тем, что если существует этот город, значит, есть и тот, другой, в который они едут, и, значит, все-таки что-то произойдет. Только что?
За Плоештью шоссе сузилось, превратившись в обычную средненькую дорогу, а километров через тридцать вдали замаячили горы. Пока они виднелись еще нечетко, но Ира наметанным глазом уже представляла их заснеженные склоны.
– Это Карпаты? – спросила она.
– Самое интересное, что это Альпы.
– Насколько я помню… – Ира недоверчиво повернула голову, – Альпы – это где-то в Швейцарии или в Австрии…
– Правильно ты помнишь. Здесь везде Карпаты, а, вот, этот хребет от Тыргу-Жиу до Фокшани называется Трансильванские Альпы. Возьми любую карту Европы.
– Странно…
– Здесь много странного… Так чего же хочет от вас этот Балабан, как ты думаешь?
– Это-то я и пытаюсь выяснить, – Ире стало намного легче, что дослушав ее до конца, Андрей не начал смеяться и отпускать всякие пошлые шуточки. Такое отношение делало его, вроде, не просто попутчиком, а соучастником того, что они задумали.
– Да… – протянул Андрей, – интересная история. Но тогда, я думаю, мы едем немножко не туда… хотя мне-то надо отвезти свои железки! – он нажал на газ, и машина побежала быстрее. За окнами промелькнул еще какой-то небольшой городок – Ира успела рассмотреть домики, прилепившиеся на склонах гор, уже окружавших их со всех сторон.
Сквозь поредевшие облака пробилось слепящее горное солнце, а сами горы вдали стали казаться облизанными со всех сторон эскимо – такими же округлыми и покатыми.
– То, что проехали, была Кымпина, – Андрей ткнул рукой назад, – ключ к местным горнолыжным курортам, а скоро Синайя. Если катаешься на горных лыжах, можем остановиться.
– К сожалению, нет.
– Я тоже.
Минут двадцать они ехали молча. Ира курила, глядя на снежные языки, сползавшие к самой дороге, превратившейся в настоящий серпантин.
– Тебе нравится здесь? – спросил Андрей.
– Нравится.
– А, вообще, ты была когда-нибудь в горах?
– Андрюш, – Ира усмехнулась, – я – спелеолог. Я больше года на пузе ползала по Алтаю и Северному Казахстану.
– Ничего себе!.. Опять не угадал, – он вздохнул, – с клубом – облом, с горами тоже.
Зря Андрей сказал про клуб. Ира вспомнила сегодняшнее утро, и настроение, которое, вроде, стало налаживаться, вновь испортилось. Она откинулась на подголовник и прикрыла глаза, потому что становилось больно смотреть на солнце, на отражавший его снег… а, может, и не только поэтому.
Андрей нацепил черные очки и видя, что Ира снова ушла в свои мысли, тихонько включил музыку. Оркестр создавал еле слышимый фон, а мелодию вела гитара. Пел несильный, но чувственный мужской голос. Теперь уже Ира знала наверняка, что поет он по-румынски. Мелодия, печальная и напевная, явно отличалась от тех, которые звучали в поезде и по телевизору.
– Что это? – спросила Ира, не открывая глаз.
– Это Штефан – один из самых известных местных бардов. Если он сейчас нигде не гастролирует, могу даже познакомить. Мы с ним давно дружим.
Ире было безразлично, познакомятся они или нет – она просто слушала песню, и перед ее закрытыми глазами продолжали плыть горы. Во всем этом чувствовалась удивительная гармония. Ира не понимала слов, но каким-то особым чутьем ощущала, что это совсем не такие горы, жестокие и беспощадные, как у нашего Высоцкого. Это грустные, но очень уютные, домашние горы; от них веяло теплом, несмотря на внешне холодные, заснеженные склоны.
Проскочили Синайю. Андрей думал, что Ира уснула, и не стал тревожить ее, чтоб показать всякие подъемники и канатные дороги – это так тривиально и одинаково во всех странах. Но Ира не спала. Она чувствовала, что душа ее оттаивает, и вне зависимости от того, удастся ли ей исполнить задуманное (знать бы, что именно!..), и что станется с ней по возвращении домой, она все равно очень благодарна Диминому дому за эту поездку.
Вдруг машина плавно притормозила и остановилась. Ира открыла глаза, ожидая увидеть городскую улицу, но впереди вилась та же снежная дорога, а по сторонам нависали горы. Правда, там, где машина остановилась, горы расступались, образуя довольно просторную площадку. Слева, метрах в пятидесяти от дороги возвышался огромный черный крест.
– Где мы? – спросила она удивленно.
– Это перевал Предял. Когда наши в сорок четвертом пытались взять Брашов, немцы устроили здесь последний рубеж обороны. Выйди на минутку.
Ира пропустила момент, когда «недоеденные эскимо» превратились в настоящие горы, поэтому вылезши из машины, почувствовала себя маленькой и беззащитной среди снежных уступов, уходивших в бездонную голубизну. Сухой морозный воздух тут же наполнил легкие, будто очищая ее существо от всей бренности бытия. Она стояла, задрав голову, и крест показался ей неудачной попыткой маленького человека заявить о своем величии на фоне вечной и всемогущей природы.
– Посмотри, – Андрей подошел сзади и осторожно тронул ее за плечо, – я хотел тебе показать его. Знаешь, что там написано?.. Храбрым немецким солдатам….
– Немецким?
– Да, немецким. А теперь, смотри сюда, – он повернул ее лицом к другой обочине.
Ира не сразу разобралась, что там находится, но приглядевшись, увидела ровные ряды снежных бугорков, расположенные в три ряда.
– Это мемориал советским войнам – освободителям. Сейчас его, вообще, не видно, но могу тебя уверить, что там нет ни одной целой плиты.
– Почему так? – удивилась Ира.
– Как говорят, ты такая умная, придумай что-нибудь сама. Я хотел спросить, стоит ли искать родственников того румына? Тебе нужно, чтоб они обязательно знали, где он погиб, или хрен с ним, раз они
