Я щелкнула мышкой, и на экране появилось изображение молодой женщины. Она была весьма привлекательна, даже при некоторой небрежности относительно строгого стиля того времени, но главным в ее внешности было не это. Даниэла Урбин носила повязку на одном глазу.
В аудитории сидели отнюдь не дураки. Все были хорошо знакомы с творчеством Рутерфорд, и все знали, что Даниэль де Брун на дуэли потерял левый глаз и с тех пор был вынужден носить повязку. Слушатели быстро провели очевидные параллели и разгадали эту несложную анаграмму.
Это был настоящий фурор. Когда стихли аплодисменты и одобрительные возгласы, вокруг профессора столпились его коллеги, среди которых было много женщин, и они начали обсуждать влияние лесбийской традиции на литературу Викторианской эпохи. Они говорили о том, что необходимо внести изменения в программу очередного литературного фестиваля в Портистоне. Профессор, оказавшись внезапно в центре всеобщего внимания, тогда еще не мог знать, что уже через месяц он будет давать интервью для журналистов ведущих национальных газет. Его будут приглашать на телевидение для участия в дискуссионных и литературоведческих программах, а его лицо и голос станут хорошо знакомы телезрителям во многих странах мира. Таким было будущее профессора, а пока я, его ассистентка, порадовавшись успеху шефа, собиралась отправиться на кладбище.
Профессор знал, что мне нужно уходить. Я поймала его взгляд, и он помахал мне рукой на прощание. Его губы беззвучно зашевелились, произнося «спасибо». Я проартикулировала «пожалуйста», положила фотографию Даниэлы Урбин в застегивающийся на молнию кармашек своей сумки и вышла из зала, жмурясь от яркого солнечного света. Убрать за собой я поручила Дженни.
Глава 58
Я долго готовилась к этому визиту на кладбище в день рождения Луки. Я хотела сделать его особенным. Поэтому после лекции я вернулась в квартиру, послала воздушный поцелуй в направлении кладбища, приняла ванну и вымыла голову. Было очень тепло, и я не стала сушить волосы феном, а только аккуратно расчесала их. Обернувшись в полотенце, я немного прибралась в квартире, после чего налила себе стакан холодного апельсинового сока и выудила из банки в холодильнике несколько маслин. Я поставила диск Ирены Гранди — мне хотелось послушать итальянские любовные песни.
У меня было мало летних вещей. Я почти ничего не привезла с собой из Лондона, а после переезда в Уотерсфорд покупала только то, что годилось для работы. Но сегодня мне хотелось приодеться для Луки. Тихонько напевая, я пересмотрела весь свой гардероб. Те вещи, которые мне не нравились или не подходили для такого торжественного случая, я попросту бросала на пол. В результате я остановила свой выбор на паре очень старых джинсов Луки, которые пришлось затянуть кожаным ремнем, отчего они собрались в складки вокруг талии, и вышитом шелком белом топе. Я вспомнила, как прошлым летом Лука обнимал меня сзади и целовал мои плечи. Тогда на мне тоже был этот топ. Возможно, тонкая ткань до сих пор сохраняет частички его кожи. Мне нравилось думать, что его ДНК находится так близко к моему телу.
Я сделала полный макияж — наложила тон и румяна, подвела глаза, нанесла тени, накрасила ресницы и губы. Я подрисовала брови и с помощью более темной пудры подчеркнула линию скул. Я надушила шею и запястья и, посмотрев в зеркало, улыбнулась своему отражению. Я выглядела просто потрясающе. Лука гордился бы мной.
Ключи от машины, мобильный телефон и кошелек уже лежали в моей сумочке. На полке возле двери были приготовлены поздравительная открытка для Марка и блестящий красный подарочный пакет с бутылкой вина. Сначала я купила ему в подарок голубую хлопчатобумажную рубашку, но потом решила, что такой презент может показаться слишком личным. Я не хотела, чтобы у него были вещи, которые напоминали бы ему обо мне. Подарок и открытку я собиралась оставить на пороге «Маринеллы». Марк наверняка будет отмечать день рождения в семейном кругу, и мне не хотелось напрашиваться на это торжество. Вместе с тем я хотела, чтобы он знал о том, что я не забыла про него. Кроме этого на полке лежал подарок для Луки — стихотворение и серебряное кольцо вечности, которое я купила в Уотерсфорде в небольшом магазинчике при соборе. Я собиралась похоронить его в могиле Луки, чтобы даже когда я буду далеко, рядом с ним всегда была частичка меня.
Я села в машину и поехала на кладбище. Во всем моем теле ощущалась необыкновенная легкость. Мне казалось, что я плыву по воздуху, не касаясь ногами земли.
Припарковав машину в дальнем конце стоянки, я приветливо кивнула женщине, которая меняла цветы на одной из могил, достала стихотворение и, зажав в руке кольцо, направилась вверх по склону холма.
Был один из тех благодатных вечеров позднего лета, когда в воздухе тучами вьется мошкара, а земля еще хранит тепло жаркого солнечного дня. Увядающие цветы свесили свои поникшие головки над краями ваз, над головой носились проворные ласточки, а ленивые голуби нежно ворковали в ветвях деревьев.
Я шла по тропинке между бордюром из лютиков и маргариток. Сквозь траву, которая уже начинала колоситься, пробивались нежные луговые цветы, и вокруг моих ног порхали бабочки. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и казалось, будто оно устало, целый день согревая землю своими ласковыми лучами. Я прошла мимо старика с лейкой, который вежливо поздоровался со мной, и молодого человека, который держал за руку маленькую девочку. Он стоял потупившись и даже не посмотрел в мою сторону.
Чем ближе я подходила к могиле Луки, тем сильнее билось мое сердце. Дыхание участилось и стало прерывистым не столько от того, что я запыхалась, сколько от предвкушения встречи с любимым.
Но повернув налево и дойдя до ясеня, который рос прямо напротив могилы Луки, я не поверила своим глазам. Я была настолько ошарашена, что листок со стихотворением выскользнул из моей руки и спланировал на землю, а кольцо упало в высокую траву. Я непроизвольно зажала рот руками.
На могиле Луки стояло черное мраморное надгробие, почти полностью заваленное цветами.
Я, конечно, понимала, что члены семьи обязательно придут сегодня на кладбище, но меня потрясло невероятное количество цветов, и я ничего не знала о надгробии. Со мной никто не посоветовался. Они даже не соизволили сообщить мне о том, что собираются его установить.
Я подошла поближе и с замиранием сердца прочитала надпись, выбитую на мраморе:
Светлой памяти Луки Феликоне
Горячо любимого сына и брата
Ты вечно будешь жить в наших сердцах
Любящие и помнящие тебя
Анжела, Маурицио, Карло, Стефано,
Марк, Фабио и Натали.
И все. И больше ничего.
Ни слова о том, что Лука был еще и любимым мужем.
Ни слова обо мне.
— Вы немного опоздали, дорогая, — послышался ласковый голос за моей спиной. Это был кладбищенский смотритель.
— Да, действительно, — дрожащим голосом ответила я.
— Сегодня какой-то особенный день?
— Да, — сказала я. — Сегодня ему бы исполнилось тридцать пять лет.
— Я так и подумал. Примите мои соболезнования.
Я улыбнулась печальной вдовьей улыбкой, чтобы скрыть те чувства, которые бушевали в моей груди, и спросила:
— Они приходили все вместе? Я имею в виду членов семьи.
— Да. Какая жалость, что вы опоздали. Это была такая красивая церемония. Пришло не меньше двадцати человек.
От горы лишенных воды цветов уже исходил сладковатый запах гниения. Для меня это место
