– Я боялся, что мой кузен пускает вам пыль в глаза, – проговорил, чуть помедлив, Пертуи. – Знаете, он в долгу как в шелку. У него ничего нет. Кроме необузданного нрава – он убил двоих – вы об этом знали? – и выходок, шокирующих порядочных людей, он мало что может предложить. Я считаю своим долгом джентльмена предостеречь вас, леди Элизабет. Вы слишком красивая девушка, слишком хорошо воспитанная, чтобы связываться с этим прохвостом.
Пертуи посмотрел на нее, улыбаясь. Полное воплощение искренности.
Бетс старалась собраться с мыслями. Все ее планы, которые она сегодня строила, рухнули. Бетс почти не слушала, что говорил ей Джордж Пертуи, пока они ехали в парк. Она понимала, что тот перечислял ей все грехи Берлингема, начиная с двухлетнего возраста. Кажется, он пытался сбежать от своей няни, когда ему было четыре года. Это она услышала, отвлекшись на минуту от своих невеселых мыслей. А какой ребенок не пытается сбежать от своей няни? Наконец, Джордж, к тому времени, как они уже ехали по Гайд-парку, достиг в своем повествовании того момента, когда Берлингему исполнилось двадцать, и повторил свое обвинение в том, что Берлингем застрелил двоих человек. Бетс заставила себя встряхнуться и перебила монолог Пертуи.
– Застрелил двоих человек? – резко спросила она. – Почему? Как это произошло?
– Дуэли, – торжественно сказал Джордж. – Дуэли! Из-за женщин, о которых вам даже ноги вытереть было бы противно.
– И он был зачинщиком в обоих случаях?
– А-а… ну… нет, – признал Джордж. – Но это значения не имеет. Он – испорченный человек. Оба случая очень неприятные, оба. Берлингем изуродовал правую кисть Эндрю Дигби, с тех пор у Дигби ужасный почерк. Пуля прошла насквозь.
– Сквозь почерк?
– Сквозь кисть, – раздраженно ответил Джордж.
– А другой случай? – не унималась Бетс.
– А-а… я, не помню всех деталей.
– Если вы помните, как он убежал от няни, вы можете вспомнить и дуэль. У меня такое впечатление, что вы помните каждую деталь из жизни Берлингема, прямо с первого дня его рождения, словно книгу читаете, – сказала она, почти не скрывая своей неприязни к Пертуи.
– Я не знал его с первого дня рождения, – заявил Пертуи. Он сильнее сжал поводья и стал смотреть вперед. – Я младше на год.
– Как жаль, что он прожил целый год без вас и вы не имели возможности занести в летопись каждое его движение. Вы так и не рассказали мне о второй дуэли.
– Это ужасная история. Боюсь, она не для ваших нежных ушей. – Пертуи, очевидно, решил, что тема графа Берлингема исчерпана, он посмотрел на Бетс и улыбнулся. – Вы будете на балу у Доналдсонов? Вы должны пообещать мне один танец.
Расстроенная от того, что она услышала, Бетс испытывала душевные муки. Можно допустить, что Пертуи кое-что преувеличил и исказил, но и правда в его словах была, потому что он говорил и о том, о чем она уже слышала от других, и Пертуи действительно знает графа почти всю свою жизнь. Должна ли она поддерживать и дальше отношения с кузеном Берлингема? И так уж ли он одиозен? Если все, что сказал Пертуи, правда и он старается предостеречь ее от знакомства с таким презренным человеком, то она не должна на него сердиться.
– Да, нас пригласили к Доналдсонам, – подтвердила она. – С удовольствием принимаю ваше предложение.
– Я очень рад! – тепло улыбнулся он. – Возможно, если я не буду наступать вам на ноги, вы удостоите меня и двумя танцами.
– Посмотрим, – ответила она. – Может быть, вернемся? В это время мы обычно пьем чай, и мы с мамой будем рады, если вы к нам присоединитесь.
– С удовольствием! – сказал он и повез ее прямо домой.
Бетс не смогла не сравнить визит Пертуи с визитом Берлингема накануне. Опять вместе с чаем было подано блюдо с искусно разложенным печеньем, и Джордж Пертуи взял себе только одно. Он заботился о том, чтобы его хозяйки не забывали о себе и тоже угощались печеньем. Казалось, что ему уютно и спокойно, и он получает удовольствие в их компании. Он восхитился высокими часами, стоящими на каминной полке, и предположил, что их сделали в семнадцатом веке. И, безусловно, это – английская работа. Леди Стенбурн просияла. Он признался, что часы – это его страсть. Между ним и леди Стенбурн завязался оживленный разговор, глаза ее заблестели.
Бетс молча наблюдала за ними, пребывая в полном смятении. Ей было не до часов. Словно издалека он наблюдала за Джорджем Пертуи и старалась понять, что она за человек. Если он оговорил Берлингема, она ему этого никогда не простит. Она вспомнила, как язвительно говорил Пертуи о коляске и груме Берлингема, тогда его слова показались ей злыми и ничем не оправданными. Но если Берлингем и в самом деле такой низкий человек, каким его описывает Пертуи, разве он не заслужил такого отношения?
И вдруг до нее дошло самое страшное. У Берлингема нет денег. У него нет ни пенни, и у него полно долгов. Он ухаживает за ней, потому что думает, что она богата. Они так легко и быстро подружились. (Она отказывалась по-другому думать об их отношениях.). Но это все лишь притворство. И она попалась на удочку. О! Как горько!
Голоса матери и Джорджа Пертуи, нежный звон фарфора куда-то уплывали от нее. Она безжалостно рассмеялась про себя. Как она смеет обвинять Берлингема в корысти? Ведь она тоже не без греха: ей нужно его состояние. Они – два сапога пара, оба охотятся за деньгами.
Сославшись на внезапную головную боль, Бетс извинилась и быстро ушла в свою комнату.
Бетс лежала на кровати лицом вниз, полог был опущен, словно мрачный кокон, что соответствовало ее настроению как нельзя лучше. Она не откликнулась на стук в дверь. Она решила, что это Молли с какой-то чепухой. Стук повторился, и она услышала голос матери:
– Бетс? Ты здесь?
