акулоподобного катера футов на двадцать длиннее «Белуги» с белым шаром радарной установки над рубкой и маленькой башенкой с весьма грозным орудием на носу. На мачте трепетал зелено-бело-красный иранский флаг.
Оцепенев от неожиданности, женщины не сводили глаз с патрульного катера. Мужчины тоже замерли без движения, только Виктор нырнул куда-то на нижнюю палубу. Когда он вернулся с карабином в руках, иранский катер, описав дугу, уже подходил к правому борту «Белуги».
На палубе катера толпились вооруженные до зубов солдаты в хаки. Стоило Виктору с карабином сделать шаг вперед, как с мостика катера прогрохотала пулеметная очередь. Пули прошли над головой, отколов щепки от мачты и реи.
— Хёр ауф дамит! — рявнул в мегафон голос с иранского катера. — Брось оружие!
Виктор нехотя бросил карабин на палубу. Через фальшборт на «Белугу» уже лезли иранские солдаты, что-то крича и размахивая автоматами.
Джин завизжала, когда иранский солдат бесцеремонно схватил ее за талию и толкнул на палубу к остальным.
— Убери лапы!
Ответом стал увесистый, болезненный шлепок по голой спине.
— Акоб бехравид! — ни одного знакомого слова, но смысл ясен. Джин пришлось подчиниться.
Команду и пассажиров яхты согнали на корму. Любое сопротивление, даже устный протест, подавлялись ударом кулака или приклада. Хельга извивалась в руках двоих солдат, один из которых хватал ее за грудь. Сжав кулаки, к ним рванулся Карл.
— Ублюдки! Нихт дох!
Хлопнул одинокий выстрел, и Карла швырнуло на палубу. На белой стене рубки остались красные пятна крови.
— Карл! Найн! — Хельга попыталась броситься к мужу, но солдаты сунули ее в общую шеренгу. Карл несколько секунд слабо шевелился, пытаясь зажать рукой рану в груди, потом затих.
Джин и ее товарищи словно во сне повиновались налетчикам. Часть иранцев столпилась вокруг женщин: глазея, они отпускали какие-то сальные шуточки. Виктор попытался драться и был сбит с ног ударом приклада по голове. Тот, что застрелил Карла, — высокий мускулистый тип с закрывавшими рот пышными усами — махнул автоматическим пистолетом.
— На колени! Все! — приказал он по-английски. — Всем в ряд и на колени! Руки за голову!
Пленные в страхе повиновались. Джин оказалась между беспомощно всхлипывающей Хельгой и одним из матросов с «Белуги». Усач — судя по всему, командир иранцев — прошелся вдоль строя, внимательно разглядывая каждого. Рядом с ним, как это ни странно, шел японец в защитного цвета шортах и футболке. Он держал в руках автомат, причем так, словно умеет с ним обращаться.
Японец? Кто-то из экипажа плутониевого судна? Боже, что же здесь все-таки происходит?
Иранец остановился перед Гертрудой.
— Американка?
— Наин, — ответила она. — Их бин дойчер... — она замолчала, облизнула пересохшие губы и повторила по-английски. — Я... я немка. Мой паспорт в...
Усач остановил ее нетерпеливым движением и пошел дальше. У заливавшейся слезами Хельги он снова задержался, но промолчал. Осмотрев ее с ног до головы, он перевел взгляд на Джин. Ее непроизвольно затрясло, и ноги отказывались держать ее даже так, в коленопреклоненном положении. Иранец улыбнулся; улыбка его не обещала ничего хорошего.
— Ты, — сказал он, встав прямо перед ней. — Ты точно американка.
КАК ОН УЗНАЛ? Джин слабо кивнула.
Протянув руку, он легонько коснулся ее скользкой от масла левой груди костяшками пальцев. Она непроизвольно отшатнулась и чуть не упала. Солдаты заржали.
— Вам, западным женщинам, стоило бы поучиться скромности, — задумчиво произнес командир. Он говорил по-английски без ошибок, хотя и с акцентом. — Так бесстыдно выставляя тела напоказ, вы порочите себя и своих мужей. Вы также искушаете моих людей: что они подумают о вашем моральном облике? Или отсутствии такового?
Японец прошептал ему что-то, тот кивнул, повернулся и выкрикнул что-то на фарси. Солдаты с гоготом схватили женщин, вытащили их из строя и погнали к каютам. С каждым шагом вниз по трапу Джин касались чьи-то бесцеремонные, похотливые руки — они хватали ее за грудь, за ягодицы, за ноги, они дергали за завязки ее трусиков и в конце концов сорвали их. Послышался визг Гертруды — это иранский солдат размахивал ее трусами, словно трофейным знаменем. Трусы Хельги были не на завязках, так что ее опрокинули на палубу и тогда только стянули их.
Боже, они же нас изнасилуют, подумала Джин, но тут их втолкнули в каюту, и дверь за ними захлопнулась. Судя по развороченной мебели, разбитым бутылкам из бара, солдаты уже успели побывать здесь.
Из-за двери слышались смех и крики на фарси. Солдаты разгуливали по «Белуге», сокрушая все запертые двери — просто так, от избытка радостных чувств. Иранский офицер кричал что-то мужской части команды, но слов разобрать Джин не могла. Боже, что он там говорит? Что он сделает с Полом? Гертруда, дрожа, лежала на полу, пытаясь прикрыть наготу руками. Хельга перестала плакать и с застывшим лицом начала кружить по каюте, механически подбирая обрывки одежды и осколки стекла. Только теперь до Джин дошло, что их заперли в каюте Хельги и Карла.
— Карл, — бормотала Хельга. — Карл не любит беспорядка...
Бедняга Карл...
Оцепенев от ужаса, уставив взгляд в запертую дверь, сидела Джин Брендис на кушетке. Она не питала иллюзий насчет освобождения — кто их освободит после того, как они стали свидетелями акта пиратства в открытом море? Никто не позвонит в американское посольство, никто не напишет об этом в газетах, разве что маленькую заметку о том, что «Белуга» со всем экипажем пропала без вести.
Вопрос только в том, сколько им позволят остаться в живых и что с ними сделают за это время.
Тецуо Куребаяси вполуха слушал, что полковник Рухолла Агаси кричит коленопреклоненным людям. Куребаяси говорил по-английски — только так он и мог общаться с иранцами, — но полковник говорил слишком быстро, к тому же Агаси время от времени переключался на немецкий, которого Куребаяси не понимал.
Не в пример Сайеду Хамиду — толстому борову из Пасдарана, возглавлявшему группу иранцев на борту «Йюдюки Мару», — Агаси отличался острым умом; он хорошо знал, что делает и как добиться быстрых результатов. Куребаяси не понимал слов полковника, но знал, о чем идет речь: он сам предложил эту идею иранцам всего несколько часов назад. Агаси командовал группой пасдаранцев, прибывших с иранской эскадрой, и Куребаяси предложил захватить гринписовскую яхту не тупице Хамиду, а именно ему.
Речь возымела ожидаемый эффект. Агаси справился со своей ролью блестяще: он помахал перед носом у мужчин конфискованными обрывками женских купальников, потом ткнул пальцем в сторону каюты с запертыми женщинами, потом на своих вооруженных людей. Напугав их как следует, он заставил двоих пленников сознаться, что две женщины — их жены; убитый был, судя по всему, мужем третьей. Жаль, конечно, что именно его Небо избрало послужить наглядным примером для остальных.
Ну и ладно, двоих вполне достаточно.
Куребаяси давно уже изучал американскую тактику. Янки уже предприняли одну тайную операцию, высадив на «Йюдюки Мару» маленький отряд коммандос в попытке застать похитителей врасплох. Эта попытка потерпела неудачу, хотя из сорока иранцев были убиты или серьезно ранены восемнадцать, да пропал без вести бедняга Сигеру (Эта, один из «Охтори». Следующим их шагом — в этом он не сомневался — станет либо попытка переговоров, либо демонстрация силы. Иранцы уже сообщили о концентрации американского флота южнее Аравийского полуострова, на пути «Йюдюки Мару», так что скорее всего дело идет к открытой их атаке, возможно, под прикрытием парламентера.
Конечно, даже всему иранскому флоту не справиться с американцами в открытом бою. Лучшим ответом
