человеком, B.C.
Соловьевым. Тут мы вполне сходились. Меня, как русского, глубоко возмущает травля евреев в нашей печати (имена известны). Сионизм, по моему мнению, глубоко симпатичное движение, но я не уверен в его практическом осуществлении.
Возвратить нации ее территорию – благородная и справедливая мысль… я глубоко сочувствую этому движению»140.
Книга Теодора Герцля 'Юденштадт' ('Еврейское государство') произвела на Соловьева сильнейшее впечатление. Будучи религиозным философом и сочувствуя самой идее, он будущее государство в Палестине представлял не иначе, как в теократической форме, с царем из дома Давидова или на худой конец в виде общины, руководимой первосвященником и Синедрионом141.
Борьба Владимира Соловьева за еврейские права иногда вызывала уважение даже его противников. Так, журналист 'Нового времени' М.О. Меньшиков написал глубокую и проникновенную статью о нем: 'Владимир Соловьев не мог не любить евреев уже как поэт и мыслитель; слишком уж волшебна по продолжительности и судьбе история этого народа, слишком центральна его роль в жизни нашего духа, слишком трагичен его удел. Но не только этим держалась тесная связь его с еврейством. Сколько я понимаю Соловьева, он сам, в благородном смысле этого слова – был еврей, по тайному, так сказать, тексту своей души, по ее священным напевам. Мягкая славянская душа была в нем существенно преобразована библейскими началами христианства, и он мог назваться иудеем может быть, в большей степени, нежели многие современные евреи. Конечно, он был строгим православным, влюбленным в свою родную церковь, но именно дух этой веры в нем ничего не имел нового, современного и много – древнееврейского… B.C. Соловьев, христианин по имени, при всей кротости своего характера, бессознательно был евреем… Мы, часто враждебные евреям, презирающие их, не замечаем, что в самых священных областях духа своего мы им покорны… Не только отдельные лица, но и целые народы христианские живут еще принципами Пятикнижия, сами того не подозревая. Англия, например, гордится своим христианством, но на самом деле ее христианство – совсем еврейство'142.
Суммируя взгляды Владимира Сергеевича на национальный вопрос, Анатолий Федорович Кони подчеркивает мысль философа об истинной веротерпимости: 'Соловьев находил, что истинная веротерпимость должна состоять в предоставлении каждому свободно и ненарушимо исповедовать учение, считаемое им истинным… Церковь, по его мнению, должна быть свободным союзом одинаково верующих людей, а не принудительным состоянием, выход из которого может грозить тяжкими карами, поражающими иногда самые священные узы'143.
Тонкий театральный критик В. Нелидов вспоминает, как в середине 80-х годов в России гастролировал великий немецкий актер Поссарт, кстати, еврейского происхождения, и имел необычайный успех в роли 'Венецианского купца'. Со времен Шекспира и до конца XVIII в. (до Гаррика) эту пьесу играли как 'водевиль'.
Гаррик был первым, увидевшим в несчастном еврее трагедию. Поссарт играл самого Бога мести, именно не садиста, а мстителя. Его исполнение Шейлока вызвало ожесточенные споры в обществе. В этот момент в мемуарах появляется фигура Владимира Сергеевича Соловьева: «Я, тогда юноша, с несколькими своими товарищами были в одном доме, где об этих спектаклях беседовал сам Соловьев и молодой приват- доцент князь С.Н. Трубецкой. Мы, молодежь, слушали. Соловьев всегда к молодежи милостивый (мы его обожали за доступность и не боялись 'учить его', что футбол, только что родившийся лаун-теннис, лапта и прочее 'есть вещь', причем Соловьев любил это слушать), обращаясь к одному из нас сказал: 'А вы что скажете?' и получил в ответ: 'Злой он, противный, а его жалко'. 'Вот видите, – продолжал Соловьев разговор с Трубецким, – молодежь говорит 'жалко', а не думаете ли вы, что еврейским вопросом, антисемитизмом мы обязаны католичеству? Оно евреев гнало и возбуждало их ненависть 2000 лет. Конечно, у евреев есть недостатки и даже пороки, как у всех.
Они обращались с нами всегда по-еврейски, ну, а мы с ними никогда не по-христиански, – вот и выросла пропасть'»144.
Эта же мысль повторяется и в статье Соловьева 'Христианство и еврейский вопрос'.
Нелидов обращает внимание на то, что мысль о вине католичества Соловьев высказывает, несмотря на свою известную тягу к католичеству. Мы же обращаем внимание на мелочь: 'старику'-философу было в то время всего-навсего 33 года.
Что же касается католичества, то его 'вину' вполне может разделить и греко-православная ветвь христианства…
Нелидова эта мысль не оставляет: ведь тяга Владимира Сергеевича к католицизму известна, а вместе с тем философ обратил внимание на одну из самых темных сторон католичества. В чем дело? По мысли В. Нелидова, дух великого мыслителя не перенес 'решения свободного и веры свободной' и готов был 'вручить совесть' именующему себя Наместником Христа. «Странно и грустно, что и Соловьев не перенес 'мучений свободы', предрекаемых людям 'Великим Инквизитором'»145.
Владимир Сергеевич Соловьев прожил короткую и яркую жизнь. Он 'был остановлен на бегу'. Умирал он в подмосковном имении 'Узкое' своего друга князя Петра Николаевича Трубецкого. Княгиня Прасковья Владимировна Трубецкая рассказывала, что Соловьев просил ее: «Не давайте мне засыпать… Заставляйте меня молиться за Израильский народ… Мы так виноваты перед ним'. И стал громко и отчетливо читать псалмы по-еврейски. Последние его слова были 'Шма Исроэль' ('Слушай, Израиль' – мистическая форма обращения к Богу; т. е. в этот момент Соловьев считал себя иудаистом). Те, кто знал Владимира Сергеевича и его глубокую любовь к еврейскому народу, поймут, что эти слова не были бредом'146.
Смерть Владимира Соловьева вызвала поток некрологов и статей в периодической еврейской прессе. Еврейство России с горечью оплакивало преждевременную смерть своего защитника. 12 ноября 1900 г. на собрании 'Общества распространения просвещения между евреями' в синагоге был совершен молебен по умершему почетному члену Общества. Раввин, д-р философии А.Н. Драбкин, произнес речь, посвященную памяти усопшего. Речи произнесли также известный физиолог Н.И. Бакст и этнограф и историк М.И. Кулишер. Последний напомнил, что, принимая звание почетного члена Общества, Владимир Соловьев заявил депутации: 'И настанет день, когда все народы пойдут за Израилем'. Для увековечения памяти B.C. Соловьева было решено учредить при училище 4 стипендии и повесить его портрет в рекреационном зале училища'147. Ф.Б. Гец обратился в журнал 'Вопросы философии и психологии' с просьбой опубликовать статью об отношении Вл.
Соловьева к еврейскому вопросу, которая и появилась в кн. I за 1901 г. Друг Соловьева и редактор журнала С.Н. Трубецкой ответил Гецу чрезвычайно любопытным письмом, которое мы приводим с факсимиле немецкого издания книги Геца о Вл.
Соловьеве:
'Милостивый Государь.
Приношу Вам искреннюю благодарность за Вашу прекрасную статью, которая послужит истинным украшением нашего журнала и доставит величайшее удовольствие как всем друзьям B.C., так и всем друзьям еврейского народа. Статья Ваша не вызвала возражений со стороны цензуры, которая испугалась реферата B.C. за 1891 г. и задержала было книжку, но выпустила по приказанию Главного Управления.
Примите уверения в искреннем моем уважении и глубокой симпатии. Кн. С. Трубецкой'148.
Удивительно при этом, что одно из произведений В. Соловьева сыграло некоторую роль для становления мифа о жидо-масонском заговоре. Речь идет о 'Трех разговорах', а точнее – о повести об Антихристе, включенной в 'Три разговора'.
Менее всего Владимир Соловьев во время написания этого произведения думал, что оно может нанести ущерб народу Библии. Превратно понятая антисемитом С. Нилусом 'Повесть об Антихристе' вошла в свод литературы, на которой основывается идея Нилуса о всесветном правительстве. Повторимся, вины Владимира Сергеевича в этом нет: творения художников зачастую живут автономной, независимой от воли автора жизнью149.
Любопытно, что в начале советской власти, видимо, стараниями А.В. Луначарского, Владимира Соловьева решили 'не сбрасывать с корабля современности', а, более того, поставить ему памятник, как и ряду выдающихся революционеров, общественных деятелей, писателей, философов. Список, составленный Народным комиссариатом просвещения, обсуждался на заседании Совета Народных Комиссаров 30 июля 1918 г., где, естественно, среди прочих имя Владимира Соловьева было исключено150. Кстати, среди
