*Подробно о деле Мясоедова можно прочесть в книге Михаила Хейфеца «Цареубийство в 1918 году», стр. 63-67, глава 16 «Казнь полковника Мясоедова»
Возвращаемся к военному министру России. 'Было просто невероятно допустить мысль, что умный человек, считавшийся всегда одним из лучших офицеров генерального штаба, георгиевский кавалер, генерал-адъютант, военный министр – мог оказаться предателем родины… Многие считали, что обвинение Сухомлинова является позором не только для него, но и для России, которая могла дать такого министра'109.
Современники вспоминали в этой связи дело Верещагина, когда на потребу толпы в 1812 г. Ростопчин выдал безвинного человека110.
Спустя 50 лет К.Ф. Шацилло подвел итоги в статье «'Дело' полковника Мясоедова»111.
Вердикт истории как будто не подлежащий обжалованию: не виновен! К этому времени были открыты германские секретные документы и, увы, – ни Мясоедов, ни Сухомлинов не были шпионами. Однако в романе 'У последней черты' (Наш современник. 1979. № 4-8) Валентин Пикуль вновь возвращается к обвинению в шпионаже и Мясоедова, и Сухомлинова. Пикуль, безусловно, знал истину. Он, например, восхищался разведывательной деятельностью А.А. Самойло и вывел его в двух романах, но тем не менее настаивал на обвинении в шпионаже и Мясоедова, и Сухомлинова112.
СЕМЬЯ ИГНАТЬЕВЫХ
Под стать филосемиту А.А. Самойло был и другой крупный офицер старой царской армии, граф Алексей Алексеевич Игнатьев (1877-1954), принадлежавший к тому же к одной из самых блестящих фамилий России. Необыкновенно интересная семья для нашего исследования. Княжна Мещерская, рассказом которой мы начали главу, приходилась теткой Алексею Алексеевичу, и она приводит никогда не публиковавшуюся речь генерала Игнатьева на похоронах актера Михоэлса проникнутую пиететом перед еврейским народом и творчеством великого актера. Но клан Игнатьевых огромный, и здесь были все – и антисемиты, и филосемиты. Так, отец Алексея Алексеевича, граф Алексей Павлович Игнатьев, крайний реакционер, в 1905 г. занимавший должность председателя особых совещаний по охране государственного порядка и по вопросам вероисповеданий, был убит эсерами в 1906 г. Он еще в бытность Иркутским генерал- губернатором (1885) способствовал прикреплению сибирских евреев к местам прописки – случай для Сибири уникальный113.
Дядя, граф Николай Павлович Игнатьев, в 1881-1882 г. занимал должность министра внутренних дел. Как раз во время погромов на юге России он выдвинул теорию 'эксплуатации' евреями русского народа, приведшую к печальным последствиям: правительство не оказало никакой реальной, в том числе и денежной, помощи пострадавшим, как это обычно делалось раньше. Был запрещен Игнатьевым и публичный общественный сбор в пользу пострадавших. Ему принадлежит крылатое выражение, обращенное к евреям: 'Западная граница для евреев открыта'. Он же подготовил так называемые 'временные правила' ограничения евреев в правах, что, по меткому выражению С.М. Дубнова, вело к 'легальным погромам'. Его антисемитская деятельность вызывала протест у мало-мальски мыслящих чиновников, вроде министра юстиции Дмитрия Николаевича Набокова (1827-1904), деда великого писателя, и министра финансов Н.Х. Бунге. Все без исключения современники, любых лагерей от крайне правых до левых (Е.М. Феоктистов, Е.А.
Перетц и др.), характеризуют Н.П. Игнатьева как патологического лжеца. П.А.
Зайончковский называет его Ноздревым и Мюнхаузеном – не лучшая черта для министра!114 Статс- секретарь Перетц 16 ноября 1882 г. пишет: '…Шувалов смотрит на еврейский вопрос вообще благоразумно, то из этого я вывожу, что Толстой, с своей стороны, не желает чуть не поголовного истребления евреев, как предлагал Игнатьев и как желали бы и теперь многие'115.
Другой Игнатьев – Павел Николаевич (1870-1945), сын реакционного министра внутренних дел (двоюродный брат Алексея Алексеевича) – был человеком либеральных взглядов и, находясь с 9 января 1915 по 27 декабря 1916 г. на посту министра просвещения, проводил филосемитскую политику: ему удалось пробить брешь в пресловутой процентной норме. В частности, он разрешил открыть целую сеть еврейских частных гимназий. Наконец, им был утвержден устав первого еврейского высшего учебного заведения – частного политехнического института в Екатеринославе. Психоневрологический институт, насчитывавший в своем составе несколько тысяч (!) еврейских студентов, получил статус высшего учебного заведения лишь благодаря усилиям министра. Павел Николаевич усиленно работал над отменой процентной нормы, вроде вторичного ее применения при переходе еврейских мальчиков из подготовительного класса в первый. Вообще за короткое время он проявил недюжинную энергию в борьбе с реальным антисемитизмом в системе образования. Естественно, правые круги поспешили избавиться от либерального министра. В высшей степени хвалебная статья в честь Павла Николаевича появилась в журнале 'Еврейский студент' № 26 в феврале 1917 г., уже после отставки Игнатьева. Арестованный местной ЧК в сентябре 1918 г. в Кисловодске, он был освобожден по категорическому требованию Кисловодского совета, где оказались люди, знавшие о его неустанной работе на ниве просвещения. Не пропал Павел Николаевич и в эмиграции. Труженик (трудовая деятельность будущего министра началась с создания знаменитого завода в Гусь- Хрустальном), он поначалу возглавлял заграничную организацию русского Красного Креста, а затем вместе со своей женой, бывшей фрейлиной, урожденной княжной Натальей Николаевной Мещерской, занимался фермерством в Англии и Канаде. В некрологе о нем сказано: «Трагедия графа П.Н. Игнатьева – а вместе с тем трагедия России – заключалась в том, что созидательная 'органическая' работа, к которой его так влекло, столь часто натыкалась на почти непреодолимые препятствия»116.
Алексей Алексеевич Игнатьев, с которого мы начали рассказ о семье Игнатьевых, был профессиональным военным, получил блестящее образование в Пажеском корпусе и Академии Генерального штаба. Человек незаурядный, он вошел в конфликт с обществом, когда женился на замечательной балерине Наташе Трухановой, блестящей исполнительнице еврейского танца Саломеи на музыку Р. Штрауса: 'В Париже очень понравилась Наташа Труханова -…артистка с большим темпераментом. Она танцевала полуобнаженная…'117 В 1912-1917 гг. он занимал должность военного агента России во Франции и, надо сказать, что все средства, положенные на его имя русским правительством, были им к общему негодованию эмигрантов переданы советскому правительству. Сам же граф и балерина кормились, выращивая шампиньоны. Такова была честность старого офицера.
А к еврейству у графа Алексея Алексеевича всегда был интерес. Чего стоит, например, выбор им темы для сочинения при поступлении в Академию – 'Помни день субботний' ('…я соблазнился желанием применить Моисееву заповедь к действительным потребностям человека в отдыхе в современной обстановке') 118. В поисках интеллигентой среды он пытался дружить с еврейским семейством Киршбаумов. В этом киевском еврейском доме собирались музыканты и писатели. Игнатьев честно пишет, что из этого ничего не получилось – его белая фуражка и шпага делали его чужим в этой среде. О евреях и еврействе он пишет свободно, без оглядки, не испытывая неловкости, отмечая и отрицательные еврейские типы (Николай Рафалович, Жак Гинзбург и т. д.), и наоборот, восхищаясь другими – храбрецом Беллом, во главе бригады брошенным на спасение Италии, полковником М.Д. Грулевым (автором книги 'Генерал-еврей' и кандидатом на пост военного министра), командиром Псковского полка в Японскую войну и многими другими. Собственно, Игнатьев не испытывает неловкости, как большинство пишущих на эту тему. Вообще он начисто лишен ксенофобии и в каждом народе ищет и находит симпатичные черты – у шведов, финнов, датчан, французов… Исключение – немцы, но это и понятно. Никто, скажем, с такой убедительностью в советской литературе не писал о деле Дрейфуса. Позиция Игнатьева ясна, он на стороне невинно осужденного еврея,
