действительность'86.
Один из 'антигероев' – профессор Шахматов (его прототипом, вероятно, был С.Ф.
Шарапов, издатель, публицист, изобретатель). Боборыкин был вхож в московскую профессорскую и купеческую среду, отсюда он заимствовал персонажи и положения своих романов. Не исключено, что часть 'разговоров' его романов были подслушаны писателем в доме профессора Бугаева, отца Андрея Белого87. Кроме того, Шахматов – фамилия выдающегося лингвиста, но на такое открытое указание прототипа Боборыкин вряд ли мог пойти. А вернее всего, 'Шахматов' заимствовано из названия подмосковного имения Шахматове, принадлежавшего профессору А.Н. Бекетову, деду А.
Блока. Напомним, что Бекетов был в большой дружбе с Д.И. Менделеевым, о котором разговор будет ниже. Шахматов проповедует расовую нетерпимость к евреям и задолго до работ Альфреда Розенберга и нюрнбергских законов выносит вердикт: 'Маски надо сдирать… Он штатский генерал, с лентой через плечо! А для меня он – форменный жид! Я кровь эту узнаю в каком угодно колене… Федор Германович, кажется, немчура по отцу… а по матери настоящий русак… Но дед их был из выкрестов. Кровь-то, кровь – острая. Она себя сейчас выдаст… В сотом колене себя выдаст'88.
Роман П.Д. Боборыкина появился как раз после приказа великого князя Сергея Александровича о высылке из Москвы евреев89. За два года из Москвы было выслано, по-видимому, свыше 38 тыс. человек.
Факт высылки и ужесточение в вопросах 'черты оседлости' в профессорской среде вызывают удовлетворение: 'Стало быть… вокруг них будут теперь обводить такие круги… суживать их и суживать?
Как в некоторого рода чистилище? Ха-ха!' Общество отнеслось к 'этой суровой расовой травле' вполне одобрительно: 'Стало, их запрут на пространстве шести или семи губерний, и никакого хода из этого железного кордона не будет?' 'Запрут, запрут! – разразился Сидоренко, и от смеха его широкая грудь пошла ходуном… – Знаете… в одном огромном ушате. И пусть варятся в собственном соку'90.
Разговор ведется то по-русски, то по-французски – все же интеллигенция.
Возмущенный герой – Лыжин – доводит до абсурда высказывания мракобесов: они, вероятно, имеют в виду поселить евреев на необитаемом острове или выбросить их в море (последний пример воспроизводит разговор С.Ю. Витте с царем Александром III).
Однако общество не склонно воспринимать юмор и ответствует устами юдофоба: 'Вот была бы благодать!' – вкусно и отчетливо выговорил Шахматов91. И так же 'вкусно' склоняются и склоняются слова 'жид', 'немец' или 'поляк' в зависимости от состава общества. Достается и евреям-колонистам и вновь говорится о проблеме скрытого 'еврейства', начало которой ведется от французских антисемитов, заподозривших самого папу Льва XIII в тайном еврействе. Как известно, политика обрусения Москвы, проводимая великим князем Сергеем Александровичем, коснулась и вывесок. Городские власти потребовали писать настоящие имена и фамилии владельцев. Русифицированные еврейские имена и фамилии подверглись преследованию.
Задолго до бойкота еврейских магазинов в Германии этот опыт был произведен в первопрестольной. Апологет антисемитизма профессор Шахматов утверждает, что в семихолмной Москве водворились два царства: иудейское и израильское, а после изгнания евреев наступит отдых. Петербургский гость 'с игриво- пьянящими глазами' подхватывает: '…вижу, что и у вас всех этих лже-русских и лже-германцев вывели на свежую воду… Зильберглянц – портной… Но мне этого мало… Ты – Мовша Исаев. Так ты и должен значиться… Или какая-нибудь Парфенова – содержательница кассы ссуд… Как бы не так! Ты – Ривка Мордохеева! Ха-Ха! – Оба громко засмеялись'92. Боборыкин хорошо знает московскую жизнь и знает, что купечество, хотя и страшилось еврейской конкуренции, не желало изгнания евреев. И один из гостей указывает, что под Москвой, на Оке, есть село с 3 тыс. душ, и все они получают работу от магазина готового платья, принадлежащего еврею. Бесхитростный купчик заключает: безразлично, кто владелец этого магазина, ибо без него все село обречено идти по миру. Таковы законы экономики, это понимает простой торговец, но не профессор Шахматов, стоящий на своем – и без еврея проживут, как до этого жили. Но упрямый купец за словом в карман не лезет и утверждает, что до прихода еврея село бедствовало!
Этот антисемитизм без конца и края, без всякого здравого смысла вызывал недоумение: откуда идет эта звериная юдофобия? Ни социологические, ни политические, ни религиозные соображения не могли привести к столь печальному результату. Ведь один из персонажей 'Перевала', молодой администратор, предлагает решить проблему простейшим способом – 'евреев надо жарить в собственном соку'. Что это? Боборыкин дает ответ в одном из своих рассказов 'С убийцей'. Женщина-врач, психиатр, рассказывая о так называемом 'резонирующем помешательстве' (manie raisonnante), приводит пример юдофобии как одного из видов 'коллективной резонирующей мании'. Боборыкин в уста современного ему психиатра вкладывает следующие слова: '…здесь и там, разные индивиды, склонные к болезненному резонерству, получают усиленный заряд, и иудофобия делается у них постоянным аффектом. Такой антисемит, если вы только с ним раз заговорили, когда бы и где бы вам потом ни встретился в обществе, не может буквально раскрыть рот, чтобы третье или четвертое слово его не было бы окрашено в тот же колорит.
Попадаются даже и такие, что не в силах говорить решительно ни о чем другом. И мы вправе считать это почвой для manie raisonnante. Такие маньяки могут слыть за совершенно нормальных до тех пор, пока в их обличениях есть подобие логической связи…'93 В одной из юбилейных статей, посвященных Боборыкину, еврейский рецензент нашел прекрасную форму для выражения благодарности писателю: 'За правдивое слово о юдофобии, которое есть в то же время доброе слово о евреях, мы должны теперь сказать маститому юбиляру наше сердечное спасибо'94.
Но, слава Богу, мир состоит не только из литературных и всамделишных профессоров Шахматовых. Ниже пойдет речь о профессоре, чье имя неразрывно связано с историей русского филосемитизма.
Михаил Михайлович Филиппов (1858-1903) родился на Украине, в селе Окнино Звенигородского уезда Киевской губернии, в семье известного в свое время писателя, юриста и издателя Михаила Авраамовича Филиппова (1828-1886). Родился он в имении, принадлежащем его деду по матери – Л.С. Васильковскому. Родословная Васильковских, одной из старинных фамилий малороссийских старшин, восходит к самому Богдану Хмельницкому. Мы имеем свидетельство матери Михаила Михайловича – Анны Лаврентьевны (урожденной Васильковской) – о своих предках, далеких и близких. Дед участвовал в Отечественной войне 1812 г. и после заграничного похода побывал в Париже, откуда вывез жену француженку. Дружил Лаврентий Степанович с Василием Назаровичем Каразиным, основателем Харьковского университета и дедом художника Н.Н. Каразина. (Интересно переплетаются судьбы и семьи русской интеллигенции.) Отец – Михаил Авраамович Филиппов – был юристом, а в свое время издавал в Петербурге журнал 'Век' (1882- 1884), определенно славянофильского толка (одна из напечатанных там статей называлась 'Гоголь как националист'), поддерживавший политику правительства. Именно в этом журнале был опубликован труд О.А. Пржецлавского 'Великая тайна франкмасонов'95. Правда, в предисловии редакция несколько отмежевывается от идей Пржецлавского. Возможно, что публикация носила 'коммерческий' характер. Впоследствии в 'Веке' сотрудничал сын издателя, подписывавшийся Филиппов-второй. На этой почве, вероятно, и произошло знакомство семей Васильковских и Филипповых. И мать, и отец Михаила Михайловича сотрудничали в прессе того времени. Статьи по юридическим вопросам М.А.
Филиппов помещал в 'Современнике' периода расцвета журнала. Принадлежащие его перу сатирическая повесть 'Полицмейстер Бубенчиков' и роман 'Скорбящие' подверглись суровой цензурной правке за антикрепостническую направленность. ('Бубенчиков' был сокращен на треть, но даже и в таком виде его публикация считалась большим достижением!) Особняком стоит его исторический роман 'Патриарх Никон' (1885).
Юридические труды М.А. Филиппова собраны в двухтомнике 'Судебная реформа в России' (1872-1875). Совершенно уникален по богатству материала его труд 'История карательных учреждений в Европе, Америке и России' (начало 70-х годов). Умер Михаил Авраамович в Риге в 1886 г. Ему не было и 58 лет.
Его сын – Михаил Михайлович – был энциклопедистом в полном смысле этого слова, человеком ренессансного мышления. Высшее образование он получил в Новороссийском университете на физико- математическом факультете. Затем поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Учился в Париже у знаменитого французского химика Пьера-Эжена-Марселэна Вертело, а затем, в 1892 г., получил степень доктора натуральной философии в Гейдельбергском университете за диссертацию 'Sur les invariants des equations differentes lineares'.
