Афинский яд

заключается в том, что он не обезображивает тело. Мы с почтением относимся к афинским гражданам.

— Яд действует так, как описал Платон?

— Я точно не помню, что он там писал, но, полагаю, да. Конейон действует постепенно, начиная с ног и поднимаясь вверх. У жертвы отказывают ноги — они словно отмерзают. Постепенно наступает паралич. Он охватывает все тело, хотя рассудок остается ясным почти до самого конца. Конечно, между принятием яда и остановкой дыхания должно пройти время. Примерно столько же обычно уходит на судебное разбирательство или добрый обед и беседу с друзьями. Можно сказать, один вечер, но не слишком длинный.

— Значит, она должна будет находиться в тюрьме, — сказал я.

— Только в последний день, — ответил хорошо осведомленный член Коллегии Одиннадцати. — Поскольку осужденная — женщина, а эта мачеха-убийца — еще и жена гражданина. Держать такую в тюрьме — небезопасно и неосмотрительно. Родственники всегда могут обвинить нас в изнасиловании или превышении служебных полномочий. Если суд приговорит отравительницу к смерти, она все равно останется с родными, под стражей, как сейчас. Ей дадут день-другой на подготовку. Но город желает скорого исполнения своих приговоров.

— Да, верно, — заметил Феофраст. — По возможности скорого. Если нет причин для отсрочки. Насколько я помню дело Сократа, закон запретил проводить казни, пока с Делоса не вернется священное судно. А потому философ провел в тюрьме лишний месяц, ожидая смерти.

— Такое случается, — ответил начальник тюрьмы, — но обычно казнь происходит на третий день после вынесения приговора. В назначенное время женщину доставят сюда под стражей. Разумеется, в сопровождении кого-то из родственников, который останется с ней и проследит, что все будет сделано по правилам и без грязных трюков. Достойно. Все может закончиться очень быстро. Яд надлежит принять не позднее, чем на закате назначенного дня. При желании она может выпить яд прямо на рассвете, чтобы не оттягивать момент, но вероятнее всего, сделает это вечером.

— Больной сам решает, — добавил помощник, — когда принять свой фармакон. Лекарство от всех земных бед.

Не имея причин продлевать свой визит, мы откланялись, поблагодарив хозяина этого дома со смертоносной кухней. Когда мы выходили, узник махнул нам рукой.

— Избавьтесь от дурных снов и расстройства желудка, — посоветовал он. — Выпейте цикуты! Пукните в последний раз! Попросите свою подругу приготовить вам чашечку доброго, прохладного питья в жаркий день, — заключенный шмыгнул носом и утер воображаемую слезу. — Я бы не отказался выпить крепкой цикуты и забыть обо всех невзгодах, — плаксиво закончил он.

Мы отказались дать ему еще один обол. Но я понял, что он слышал наш разговор.

Как и мы, бедолаге пришлось дышать отравленным, благоухающим мышами воздухом. Стремясь отделаться от этого запаха, я растер под носом пару лавровых листьев. Казалось, посещение городской тюрьмы не принесло мне ничего, кроме острой головной боли, которая не проходила до самого вечера.

X Дом Ортобула

Мы с Феофрастом вместе отправились к Аристотелю, чтобы рассказать о результатах нашей экспедиции: не было оснований беспокоиться, что яд мог пропасть из тюрьмы.

— Лично мне комендант показался умным, трезвомыслящим человеком, — сказал Феофраст. — Его помощник состарился на службе. Оба сказали примерно одно и то же. Для казни Гермии они смешают новую порцию яда с добавлением мака.

— Допусти они пропажу яда, — проговорил Аристотель, — такая небрежность стоила бы им по меньшей мере работы. Раба постигла бы серьезная кара, возможно, смерть. А коменданта тюрьмы присудили бы к штрафу, на уплату которого могло бы уйти все его имущество. Конечно, они не пожелали бы признаться в таком проступке.

— Не странно ли, — спросил я, — что у них нет противоядия, о котором ты нам рассказывал, Феофраст? Кажется, индийский перец, да? В случае, если что-то пойдет не так или если яд дадут невиновному, жертву можно было бы исцелить, пока последствия еще обратимы.

— Не думаю, что палачи любят противоядия, — сухо заметил Феофраст.

— А из чего еще можно добыть яд?

Феофраст усмехнулся:

— Вы все считаете, что яд — это нечто особенное, существующее само по себе. Но на самом деле мы буквально окружены ядами! Многие растения опасны для человека. А некоторые могут быть как полезны, так и вредны. Если только слово «вредный» уместно в разговоре о творениях природы, в чем я сильно сомневаюсь. Черемица в малых количествах снимает подавленность и уныние, но малейшее превышение дозы может стать роковым. Прекрасный олеандр, растворенный в вине, поднимает настроение, но способен убить животное и даже человека. Регулярно принимая растительные яды малыми дозами, можно снизить свою чувствительность к ним. Так, Фрасий добился, что на него перестала действовать черемица. Большинство животных избегают аконита, который для них смертелен. Можно выпить смешанного с водой или вином аконита и ничего не почувствовать, а несколько месяцев спустя умереть.

— Это существенный недостаток ядов, — заметил я. — Жертва корчится в предсмертных муках, а отравителя уже и след простыл.

— Совершенно верно. Не все яды действуют так быстро, как цикута. Да и цикута, если ты вспомнишь слова тюремщика, не убивает мгновенно. Выпив яд, осужденному какое-то время приходится ждать. Но не очень долго. Сравните цикуту с шафраном луговым — безобидным однолетним растением. Милый цветочек, жизнь которого так коротка, может стать причиной долгой и неторопливой смерти. Рабы часто выбирают этот дешевый способ самоубийства. Но иногда яд очень долго не действует: за это время человек, принявший его так охотно, может расхотеть умирать.

— Какой ужас! — содрогнулся я. — Ты описываешь мрачный мир, полный смертельно опасных растений. Послушать тебя, так кажется, что в царство Деметры вторгается Персефона.

— Они, в конце концов, мать и дочь. Но я делаю упор на целебные свойства растений, без которых человек просто не выжил бы. Хвала Деметре! Неисчислимую пользу приносят нам растения, покрывающие землю в изобилии и разнообразии. Возможно, безболезненная смерть — одно из подобных благ. И вообще, растения — прекрасные и удивительные создания.

Я согласился, не желая сердить Феофраста.

— Мы отвлеклись. — Аристотель, который слушал коллегу, откинувшись на спинку кресла, снова наклонился вперед. — По крайней мере, от того, что интересует меня. Похоже, в настоящее время мы не можем ответить на вопрос, откуда взялся яд, убивший Ортобула. Однако умельцу хватило бы и одного-единственного корешка цикуты. И все же мы должны продолжать поиски. Признаться, я очень хотел бы положить конец этому судебному разбирательству.

— Странно слышать подобные речи от человека, который пишет книгу о конституции Афин и восхваляет их судебную систему, — заметил я.

— Я никогда не говорил, что все наши суды праведны, а приговоры — справедливы. Вспомнить хотя бы дело Сократа.

— После разговоров с твоими учеными, Аристотель, меня каждый раз одолевают грустные, тревожные мысли. Возможно, наша демократия работает неправильно. Преимущество Афин в том, что к власти не может прийти ни монарх, ни тиран. Городом должен управлять не один человек, а все граждане. Но посмотрите на Ликурга. Его выбрали на один срок. Поскольку закон не позволяет ему выставить свою кандидатуру еще раз, он внес в списки имя своего друга и сделал так, чтобы народ проголосовал за него. Но нам отлично известно, что на самом деле всю работу делает Ликург. Он распоряжается казной, собирает налоги, строит стадионы и так далее. Это правильно?

Аристотель вздохнул:

— Меня это тоже тревожит, Стефан. Сам по себе Ликург достоин всяческого восхищения, он знатен и