наливаются.
– Ну, это ты напрасно. Мода с годами меняется, цвет одежды тоже, а доллар зимой и летом одним цветом, – продолжал подкалывать ее Толик. – У нас в розыске с приходом каждого нового министра обложки на оперативных делах перекрашивают, каждый хочет в истории свой цвет оставить. Мы же не звереем.
Позубоскалив еще немного и сложив в папку многострадальный план. Вика уехала, пообещав приехать на торжество с банными принадлежностями.
– Ну что, сыскари, общими стараниями начальства и прокуратуры «глухаря» нам повесили, теперь нужно от него избавляться, – сказал Ковалев притихшим операм после ухода следователя. – План для уголовного дела вещь, конечно, необходимая, но это все для ублажения проверяющих.
– Придется жильцов «колоть», а то мы с ними без особого пристрастия беседовали, – живо отреагировал на эти слова Филимонов.
– Что же ты предлагаешь, всех этих профессоров и старых революционеров на дыбу тащить или «уликой» лупить?
– Почему уликой? – не понял Толик.
– Это я так резиновую дубинку называю, – пояснил Ковалев. – Помнишь выражение: «Он признал свою вину под тяжестью улик»?
В это время в кабинете появился Субботин и поинтересовался результатом переговоров с прокуратурой.
– Накропали совместный план, теперь вот думаем, как его в жизнь воплощать. Филимонов советует для начала всех жильцов пыткам подвергнуть. Утверждает, что это эффективное средство против лжи, – с серьезным видом доложил начальнику Ковалев. – Мы, разумеется, этот пункт в план вносить постеснялись.
– Шутники, – отреагировал тот. – Вы дошутитесь, что всех нас на ковер потащат. То, что жильцов покрутить нужно, здесь Филимонов прав, но только без физического воздействия. Слабое звено в любой цепи найдется, при условии, что они к этому причастны. Только я лично в этом сомневаюсь. После слов начальника молчавший до этого Вася Пушков вспомнил свой разговор с Верочкой, которая, не переставая, ревела, жаловалась на одинокую жизнь и умоляла помочь ей вернуть мужа из заграничного плавания.
– Вот и нужно этим воспользоваться, – подхватил Субботин, – вы же опера. Психология – великая вещь, если ее грамотно применять. Это вам не дубинкой махать, неандертальцы. Ты бы, Филимонов, сходил к ней вечером в гости, чайку попил, успокоил. Молодая женщина целый год без мужика тоскует, некому ей ласковое слово сказать. Все равно баб без разбора трахаешь, так здесь хоть для пользы дела.
Толик с готовностью вскочил со стула, но Субботин его охладил:
– Сейчас материалами своими занимайся, а после работы хоть до утра ее успокаивай, насколько сил и умения хватит. Чтобы самому не тратиться, можешь забрать цветы в канцелярии, – разрешил он. – Вид у них приличный, да и она, судя по всему, вниманием не избалована.
– Ох и тонкий вы психолог, товарищ майор. Может быть, вы сами ее навестите, покажете пример оперативной хватки? У вас и звание выше, и практический опыт богаче, перед вами она точно не устоит, – поддел начальника Толик, но Субботин сохранил выдержку:
– Я свое в молодости отходил, пока опером был. А сейчас вами, несмышленышами, руковожу, чтобы вы сдуру чего-нибудь себе не сломали.
– Пусть попытается, – согласился с начальником Ковалев. – Он парень шустрый, может, и раскрутит.
ГЛАВА 9
На утренней оперативке Толик отсутствовал, и его коллеги отметили этот факт язвительными улыбками. Он появился в отделе лишь в начале одиннадцатого и пребывал не в лучшем физическом состоянии.
– Ну как, помогла психология? – набросились на него с вопросами.
– А разве по мне не видно? – устало пробормотал Толик и в изнеможении опустился на диван. – Чем с глупыми вопросами приставать, лучше поесть найдите. Я еще не завтракал. Все за светлое будущее бомжей сражался.
Пока опера заваривали чай и занимались поисками съестного для восстановления пошатнувшегося здоровья товарища, Толик дремал на диване, свернувшись калачиком. Наконец его растолкали, сунули два бутерброда с сыром и стакан сладкого чая. Весь оперативный состав отдела во главе с Ковалевым расположился рядом в ожидании интимных подробностей.
Некоторое время Филимонов молча перемалывал бутерброды и хлебал чай, но через минуту-другую Толик слегка отошел, порозовел и приступил к красочному изложению событий.
– Прихватил я букет из канцелярии и прямиком к этой Верочке, – начал он свой рассказ. – Открывает она мне дверь, а сама в шелковом халатике на трех пуговицах. Я моментально прилив сил почувствовал. Представился ей и говорю, что так, мол, и так, поведали мне коллеги о вашем горе. Поэтому я, как бывший моряк, а ныне представитель власти, не могу оставаться в стороне.
– Я и не знал, что ты бывший моряк, – улыбаясь, перебил его Ковалев.
– Ага, такой же, как и летчик. Нужно же было с чего-то начать. Короче, забегала она от радости, засуетилась, цветы в вазу поставила, меня за стол усадила и кофе с ликером предлагает. А я про себя думаю: «Прав был Субботин, великая вещь психология».
– От ликера ты наверняка отказался? – с издевкой спросил Вася Пушков.
– Я разве на идиота похож, или ты, умник, считаешь, что я должен был с порога в кровать ее тащить? Наоборот, думаю: «Все идет по плану. Пусть только дочку уложит». У нее дочка после встречи с нашим педагогом не перестает заикаться. Вначале меня за своего отца приняла, все про пароход расспрашивала. Сижу я, ликер с кофе потягиваю, рассказы о Коле слушаю, свои морские походы вспоминаю. Она всему верит, видимо, в географии не лучше меня разбирается, хоть и жена моряка. И так несколько часов. А мужа я ей пообещал повесткой через Интерпол вызвать, как важного свидетеля по делу о коррупции в пароходстве. «В крайнем случае, – говорю, – за счет МВД командировку оформим, для доставления его
