с колбасой, и громадные калачи с брынзой. Меды, хмельные и простые, яблочные, вишневые - в узорчатых горшках, похожих на римские ведра-ситулы. А привозное вино - в настоящей ситуле, бронзовой, с ручками в виде развеселых сатиров. Все говорило о том, как богат и щедр князь мазовецкий. А оружие, шкуры и рога зверей на стенах - о том, сколь славен он на войне и на охоте. Сам хозяин с важным, самодовольным видом восседал под щитом со своим гербом, держа в одной руке жирную гусиную ножку, в другой - полный меда турий рог в серебряной оковке, с бычьей головой на конце. В его длинные, по грудь, рыжеватые усы были вплетены янтарные бусины и мелкие самоцветы.
Гости собрались подстать хозяину - гордые и важные, в плащах с серебряными застежками, мечи - в вычурных бронзовых ножнах, на сапогах серебряные шпоры. Все - римской работы или хоть от бродячих ремесленников с Дуная. В крепких, привычных к оружию, но не к плугу, руках - турьи рога и кубки финикийского стекла. Это - старейшины, лучшие дружинники, волхвы, все те, кого словене зовут 'панами'.
Рядом с князем племени - божий князь, верховный жрец Триглава Черноха. Длинные темные волосы падают на черный плащ, на черной же сорочке выделяется серебряный трехглавый идольчик на медной цепи. По худому вытянутому лицу волхва никак не догадаешься, что он - любитель поесть и выпить, не хуже остальных панов.
Но самые почетные сегодня - дальние гости, братья Медведичи и сестра их Лаума. Будто зачарованные, слушают паны о том, как ходили Черные Медведи к горам Уральским, полным сокровищ, как обороняли неведомые племена от хищной орды росов, как загнали ее в холодную северную степь, что зовется 'тундра'. Да, были когда-то и у словен великие могуты и храбры[33] , от медведей рожденные! На валах городков бились со скифами, а после ели их мясо, пили кровь из черепов. Теперь только в восточных дебрях такие и остались, да и то мало. А степь шлет орду за ордой, и трудно защитникам леса выстоять даже и в родимых пущах. Только не слабеет их гордый дух. Вон как уминает жареное и вареное, круша медвежьими челюстями кости и хвалясь своими подвигами, Бурмила. Шумила же ведет речь степенно, с достоинством:
-- Хоть и тяжко нам, однако, не помощи просить мы пришли, а вам самим помочь. Пришел и к вам окаянный и безбожный Ардагаст, будто бы на богомолье. Не верьте волку степному, хищному! Он для своей орды путь разведывает, а в орде той - бродяги и разбойники изо всех племен и вовсе без роду и племени, и зовутся те бродяги - росы. Думаете, есть еще на востоке венеды? Кто сберег чистую венедскую кровь - тех сарматы в леса загнали. Остались под росами одни ублюдки, которых девки блудливые со скифами да с сарматами приживали. Не ведают ни чести, ни законов дедовских. Самый последний мужик смеет царю на своего пана старейшину жаловаться! В царстве росов все рабы, а пан один - Ардагаст, такой же сарматский ублюдок и раб Инисмея!
-- А кто окаянному не покорится, тех он в рабство продаст, да не грекам, а сииртя - есть у него такие друзья, возле самого Ледяного моря в подземных норах живут, одну сырую рыбу едят, - сказал Бурмила.
Шумила довольно кивнул: хоть соврать сумел братец. Кому тут знать, что у сииртя рабов вовсе нет. А Лаума бойко заговорила, глядя на божьего князя:
-- Ардагаст не только обычаи ваши, и веру прадедовскую порушит: волхвов святых и ведьм изведет, капища разорит. Он, безбожный, Триглава вовсе не чтит: тот-де не владыка над тремя мирами, а сам Чернобог и змей трехглавый, преисподний.
Шумила, упершись руками в стол, обвел взглядом гостей и сказал:
-- Поняли, лучшие люди мазовецкие, какое рабство вас ждет?
Паны возмущенно зашумели, застучали кубками и рогами:
-- Не позволим забрать у нас волю! Не отдадим!
Прибыхвал, подняв палец, изрек:
-- Два сына у Лады: Лель и Полель. Один хранит нашу свободу, другой - отчизну. Так вот, мы, паны, почитаем Леля - Свободу, а поселяне - Полеля.
-- Вот ради вашей и нашей воли, - продолжил Шумила, - и нужно всего-то перехватить Ардагаста с дружиной в лесах и перебить всех. А заодно и Инисмея с его аланами. Правда, потом может орда прийти мстить. Не боитесь ли, паны?
-- Боимся? - воинственно разгладил усы князь. - Вы еще не знаете, куда попали. Нет в лесу народа храбрее словен. По дороге видели хоть один городок? В городках отсиживаются только трусы вроде эстиев или нынешних скифов. А крепости настоящих лесовиков - лес и болото. Немцы как-то в болоте три легиона перебили. А к нам легионы и вовсе приходить не смеют! Сам Александр Македонский дал нам, словенам, за нашу отвагу грамоту на все земли от полуночного моря до Италии. А Юлий Цезарь отдал сестру свою Юлию за нашего князя Лешко. С немцами-то кесари не роднились! Так нам ли сарматов бояться?
Об Александре и Цезаре Шумила кое-что знал и лишь подивился хвастовству князя. Кто-то осторожно заметил:
-- А что скажет великий князь Геберих?
Выпей Прибыхвал поменьше, и сам бы над этим задумался. Но он лишь залпом опорожнил рог и, совсем уж расхрабрившись, заявил:
-- Что нам Геберих? Хотим - ему служим, хотим - нет. Мы люди вольные!
Паны, столь же хмельные, одобрительно зашумели. Черноха наставительно произнес:
-- Богов спросить надо.
-- И спросим! Прошу панов в капище! - взмахнув рогом, Прибыхвал встал и двинулся к дверям. Раб едва успел наполнить рог вином. Следом за князем на улицу вывалило все хмельное сборище. Мазовшане вовсю горланили и хвастали, стараясь показать себя перед пришельцами. Подойдя к капищу, однако, все стихли. Эти люди не боялись никого и ничего, кроме богов. Вот они стоят полукругом на поляне среди священной дубравы. Самый высокий - Триглав, с тремя серебряными головами под одной шапкой, глаза завязаны, на груди серебряный полумесяц. Перун в грозном облике Йеши-Ящера, огненного змея. Даждьбог-Ладо с золотыми лучами вокруг головы, у ног - лев с мечом в лапе. Добрая, пышнотелая Лада с рогом в руке. Дочери ее - светлая Леля и темная Морана. Девана - молодая охотница с тремя псами. Черный, страшный подземный владыка Ный с огненным бичом.
Кто таков Триглав - добрый Род-Белбог или темный брат его? Почему он слеп, а конь его черен? Что за обряды справляют его волхвы темными ночами? Это - великие божественные тайны, и только жрецы в них что-то разумеют, и то между собой спорят. А панам воинам достаточно знать, что Триглав превыше всех богов, а повязку носит потому, что людских грехов не видит и не карает. Карают на этом свете младшие боги - Перун, Даждьбог. А на том - угрюмый Ный. Так для того и добывают богатство мечом, чтобы было чем откупиться от гнева богов.
Младшие жрецы положили на землю девять копий. Потом вывели из сарая, сложенного из потемневших бревен могучего вороного коня. Никто, даже сами жрецы, не смел сесть на него. Только глухими ночами, бывало, конь покидал конюшню и скакал до утра лесами и селами. И лишь наделенные духовным зрением видели на вороном скакуне громадного всадника в черном, то трехликого, то с одним горящим глазом.
Черноха простер руки к трехглавому идолу, возгласил:
-- Боже Триглаве, владыка небесный, земной и подземный! Скажи, угоден ли будет тебе поход на Ардагаста и Инисмея, хищных и нечестивых сарматских царей? Угодно ли тебе, чтобы они оба с дружиной не вышли живыми из наших пущ?
Вороной, как-то зловеще оскалив белые зубы, взглянул на князя, потом, гордо подняв голову, трижды прошел взад и вперед через копья, не задев ни одного. Паны разразились воинственными криками. Торжествующе заревели оба Медведича. Прибыхвал с самодовольным видом подошел к Триглаву, поднес рог к серебряному лику, щедро пролил вино на землю, а остальное отправил себе в глотку. Затем проделал то же перед драконом-Йешей, громогласно пообещав большую жертву. Теперь мазовецкие паны были уверены в победе. Разве боги не помогут тому, с кем пили вместе?
В поход выступили на другой день. Прибыхвал даже не собирал ополчение. Шли только дружинники да всякие отчаянные молодцы, любители при случае подраться и пограбить. Князь не переобременял поселян походами. Пусть лучше кормят панов воинов. Благо те переняли у германцев благородный обычай: в мирное время пить да бездельничать, а работу перекладывать на кого угодно - женщин, стариков, рабов...
