окружило самое большое коло, в котором плясами все остальные, не исключая великого царя Инисмея с его аланами. Закружило, понесло оно и царевича-эллина. В Коммагене он видел, как оплакивали Таммуза, Аттиса, Адониса - беззащитного юношу, возлюбленного могучей и порой жестокой богини. Но здесь, у суровых скифов, и Адонис был воином, способным защитить мир от Тьмы. С копьем и щитом плясал Ярила- Ардагаст, а рядом с ним взлетала белой лебедью, взмахивая широкими рукавами, Леля-Ардагунда.
Но вот разомкнулись все три кола, девушки подняли гробы бога и богини и бросили их в реку. Посыпались крепкие мужские шутки насчет того, за что именно любят бабы веселого бога. По шаткому на вид наплавному мосту веселая толпа повалила на другой берег - к зеленому еще ржаному полю. Впереди шла-плыла березка - Меланиппа. Звонкие девичьи голоса выводили:
Навстречу из села шла другая, столь же веселая, празднично разодетая толпа. А из густых камышей, из зеленых хлебов выбегали и проворно скрывались в толпе какие-то бойкие девушки в одних сорочках, с распущенными волосами, почему-то казавшимися в лунном свете зелеными. Вот упала в рожь березка, а Меланиппа, чью наготу скрывала лишь листва, прыгнула следом и заплясала среди зеленых волн, из которых то и дело выныривали рядом с ней, беззаботно смеясь, зеленоволосые девушки. Да это же русалки - венедские нимфы! А среди хлебов вдруг разлилось белое сияние, и все увидели светловолосого всадника на белом коне, во всем белом, с копьем и золотым щитом. Он рассмеялся легко и весело, приветственно взмахнул копьем и поехал на запад, вверх по реке. 'Белый Всадник! Ярила!' - восхищенно закричали люди.
-- И-эх! Свят наш путь! Не сбились! - с чувством воскликнул Шишок.
Мужские голоса разухабисто затянули:
Заходили по рукам куски еще горячей яичницы, горшки и амфоры с хмельным медом, пивом и даже с привозным вином. Рядом с Каллиником появился Хилиарх с яичницей в одной руке и полной душистого меда глиняной кружкой - в другой.
-- 'Все живое - из яйца', - здесь это знают и без наших философов. Яйцо - это жизнь и воскресение. Помяни же тех, кто отдал жизнь за тебя, царевич!
Взяв кружку, Каллиник плеснул медом в хлеба и вполголоса призвал души своих воинов, павших семь лет назад. Они не просто пали - разбили легионеров во славу Матери-Коммагены. Если бы отец тогда не отчаялся и не сдался римлянам... Но даже горькая память о поражении не могла сдержать волну радости, захлестнувшую душу царевича. Здесь все было, как на любимых им сельских Дионисиях: святое веселье простых честных поселян. Никто здесь не обманет, не донесет, не подсыплет яда в вино...
-- Люди! Ярила ждет любви! Это - лучшая ему жертва. Без нее не воскреснет он, не одолеет силы Смерти! - разнесся над толпой голос Вышаты.
Каллиник огляделся, ожидая бесстыднейшей оргии. На последнем таком развлечении у Нерона никто не счел молодого коммагенца слабым или стеснительным. Только наутро было противно, словно побывал в шкуре не то осла, не то племенного быка... Но оргии не было. Просто парочки одна за другой исчезали во ржи или в зарослях, как видно, сговорившись заранее.
Заметив красивую темноволосую словенку, которую никто не спешил уводить, Каллиник шагнул ей навстречу. А она улыбнулась призывно, словно только его и ждала, потом вдруг попятилась и, махнув рукой, побежала в лес с криком: 'Лови, гречин!' Царевич бросился следом. Словно лесной призрак, девушка то пропадала среди зарослей, то взлетала на высокие ветви. Забыв обо всем. Каллиник топтал ногами кусты, рубил мечом ветки, пока, наконец, не оказался на топком берегу реки. А словенка уже стояла по колено в воде, и ее сорочка даже не была порвана. Со смехом она окунулась, снова поднялась. Теперь ее стройное тело, обтянутое тонким мокрым полотном, было еще соблазнительнее, чем просто обнаженное. Черные влажные волосы оттеняли бледность ее кожи. 'Где она от солнца пряталась?' - мелькнула мысль.
Загадочная, и от того еще более желанная, венедка медленно отходила к заросшему таволгой островку. Голос ее журчал лесным ручейком:
-- Какой ты красивый, гречин! И смелый. Иди сюда, здесь мелко.
Не сняв ни сапог, ни перевязи с мечом, Каллиник шел на ее зов. А дно под ногами становилось все более вязким, быстро уходило вниз. И волосы красавицы были уже не черные - зеленые. Но не было сил даже отвести взгляд от этого белого, словно отлитого из лунного света, тела, от прекрасного лица, зовущего испытать себя, свою удаль.
-- Ты что это делаешь с нашим гостем? Уходи, не то полынью проучу! - раздался вдруг сзади решительный девичий голос.
Не без усилия царевич обернулся. На берегу стояла светловолосая амазонка в белой сорочке и шароварах, заправленных в сапожки, с секирой у пояса.
-- Разве мы теперь не сестры? - обиженно отозвалась русалка. - В такую ночь побаловаться с красавчиком не даешь...
-- Знаю я ваше баловство! Защекочешь или утопишь. А в другую ночь я бы тебя, сестричка, за такое чертополоховым веником по спине...
-- Ну и забирай гречина себе, сестра. Я не жадная, - рассмеялась венедская нимфа и скрылась в воде, только рыбий хвост блеснул серебром в лунном свете.
Едва не оставив сапоги в вязком иле, Каллиник выбрался на берег. Недоверчиво взглянул на амазонку: вдруг еще одна проказливая демоница? Но та приветливо улыбалась ему, держа у лица пучок не любимой русалками полыни.
-- Не узнал меня? Я Виряна-эрзянка[21]. Виряна - значит 'лесовичка'. К поляницам пристала в прошлом году, когда Ардагаст к нам на Ра-реку[22] пришел... Я хотела с тобой пойти, а тут эта... сестричка. Еле вас догнала. Слушай, пойдем отсюда! Тут комарья полно, а рядом полянка такая хорошая...
Ее курносенькое веснушчатое лицо показалось теперь царевичу очень привлекательным. И поляна, куда она его вывела сквозь густые заросли и бурелом, была хороша: укромная, с густой мягкой травой. И полетели в эту шелковистую траву секира и меч, потом - одежда... Усталые, но довольные, они проснулись на рассвете. Виряна быстро надела сорочку, с благодарностью взглянула на молодого эллина.
-- Какой ты хороший, Каллиник! Как любить умеешь! Ох, и порадовали мы Ярилу... А Синько, жених мой, все-таки лучше. Он не дружинник, пахарь простой, поэтому в поход не пошел. А жаль...
Каллиник отвел взгляд. Вот так. Никому он, царевич без царства, не нужен. Знатные шлюхи, гетеры, рабыни... Даже Клелия, такая добрая и ласковая, раздумала вдруг идти к нему в наложницы и вышла замуж за тихого работящего парня из своего села. Теперь вот эта варварка с края света... И все они считают его хорошим любовником. Что ж, не стоит их винить за то, что не хотят разделить с ним жизнь изгнанника и заговорщика... С небрежным видом он спросил:
-- А что, Ардагаст этой ночью тоже радовал Ярилу с какой-нибудь из вас? Или со словенкой?
-- Что ты! Он и на Ярилу, и на Купалу - только со своими женами. И наша Ардагунда - только с Вишвамитрой. Крепкая у них любовь... А вот Андак - тот случая не упускает.
На юге в этот день тоже праздновали. На Делосе, родине Аполлона и Артемиды, рано утром сошел с корабля Аполлоний из Тианы. Горожане и крестьяне, стекавшиеся к храмам, радостно приветствовали
