Пораженный, медленно заговорил Таргва:
-- Но ведь никто не знает, где прикован Амирани. Одни говорят - на горе Сакорниа в Иверии, другие - на Казбеке, третьи - на Эльбрусе. Спорят, томится ли он на склоне горы или в глубокой пещере. Говорят еще, какие-то абасги нашли ту пещеру, но, чем глубже они спускались, тем дальше слышался голос Амирани.
-- Все это - басни невежд и хвастунов. Величайший герой прикован на величайшей горе Кавказа - у западной вершины Эльбруса. Это открыло мне магическое зеркало. Моя магия и твоя сила, царь, - только вместе они могут вернуть свободу Амирани, - некромант испытующе взглянул на Таргву, незаметно выставив вперед железный перстень с рубином.
-- Освободить скованного богами? Для этого нужно самому быть богом, - покачал седой головой Мабла Палиани.
Но красный свет камня Марса уже разжег огонь в сердце Таргвы.
-- Я не бог и не сын бога. Я - лучший воин сванов и за это избран царем. Клянусь волками - псами Белого Всадника, я освобожу Амирани, или погибну, или сам буду прикован рядом с ним! - и царь в знак клятвы выплеснул кубок вина на север, туда, где выше всех гор поднималась двуглавая, закованная в лед вершина.
-- Таргва Палиани! Слова твои безумны и достойны дерзкого юнца, а не царя. Да, Амирани свершил величайшие подвиги, но возгордился и стал творить насилие и беззаконие. За это его и покарали боги. Или ты решил сравняться с ним в плохом?
Царь почтительно, но твердо ответил старейшине:
-- Мабла-батоно! Я почитаю твою мудрость и праведность, но ты - мудрец, а не воин. Если мы, сваны, откажемся от такого подвига, его совершат другие. Наши гости пойдут к двалам, хевсурам или пшавам, и какому-то из этих племен достанется слава, а сванам - позор. Видят боги, не на то меня избрали царем!
Дружинники Таргвы и молодые воины одобрительно зашумели. Максим небрежно заявил:
-- Да, мой император не хотел бы обращаться ко всяким хевсурам, у которых даже царей нет. Но мир велик, и в Риме это хорошо знают...
Неожиданно встал бородатый, могучего сложения мужчина с натруженными руками и горячо заговорил:
-- Таргва Палиани! Я, Важа-кузнец, всегда ковал оружие и доспехи для тебя и твоей дружины. Никого из вас не предал и в бою ни мой меч, ни моя кольчуга. Клянусь огнем своего горна: не желал я и не желаю вам зла или бесчестья. Но знайте: в день главного весеннего праздника мы, кузнецы, трижды бьем по наковальне - чтобы упрочились цепи Амирани. Этот обычай передаем мы друг другу вместе с тайнами ремесла. Ибо в день, когда вырвется на свободу Скованный, настанет конец света. Не губи мира, храбрейший из сванов!
-- Да, вам, кузнецам, больше всех и достанется, когда Скованный раскуется, - усмехнулся какой-то молодой дружинник.
-- Не шути над судьбой мира, бичо! - оборвал его Мабла. - Слишком велика и своевольна стала сила Амирани, а потому зла и опасна. Не его одного держат боги в оковах: трехглавого Аждахака, ведьму Рокапи, Александра, покорителя полумира...
-- Для богов много кто опасен: вишапы, исполины, герои... Все, кто силен, свободен и горд. Не опасны лишь рабы и трусы, - саркастически ухмыльнулся Аграм.
-- Мир погибнет! - тоном величайшего презрения произнес Валент. - А если он обречен? Разве мало в нем зла, подлости, распутства? Когда мера зла преисполнится, мир сгорит в огне. Так было и будет много раз. Об этом пишут мудрецы от Греции до Индии, но ты, почтенный Мабла, не читаешь книг.
-- И твои мудрецы предлагают покориться судьбе и ждать гибели, будто раб побоев? - спросил старейшина.
-- Да, покориться судьбе. Но не как раб, а как воин, исполняющий долг до конца! - отчеканил центурион.
Взгляды всех устремились к царю. Таргва поднялся, расправил плечи, окинул взором вековые дубы и платаны, осененные ими боевые башни над домами сванов, склоны гор, одетые густыми лесами, увенчанные сияющими в лучах солнца белыми шлемами ледников. Прислушался к шуму быстрой Ингури. Потом взял из рук молодого дружинника полный вина рог горного тура и громко, уверенно произнес:
-- Видит Гмерти Мориге: слишком хорош этот мир. Не так он испорчен, чтобы скоро погибнуть. Озаряет его добрая Мзе-кали, богиня Солнца. Ее свет - на челе Амирани, в золотых волосах его матери Дали. Разве может этот свет быть злым? За Солнцелобого Амирани! Да будет он снова свободен!
От вина и речей царя загорелись глаза у воинов. Даже старики оживились, вспоминая былые подвиги. Аграм поднял окованный серебром рог зубра:
-- Только свободные мужи могут вернуть свободу Солнцелобому. За вас, вольные сваны!
Воспламененные его словами, воины разом поднялись. Царь смело обратился к старейшине:
-- Мабла-батоно! Если ты с нами - вынеси из врат Белого Всадника знамя Льва. Под ним мы пойдем к Эльбрусу.
Седой жрец тяжело поднялся, опираясь на резной посох.
-- Вижу я, ваша дерзость сравнялась с дерзостью самого Амирани. Значит, не мне остановить вас, а богам. Идемте же в святилище, и да постигнет вас то, чего вы заслужите у богов!
Ни на кого не глядя, вышел он из ворот царской усадьбы. Следом гурьбой вывалили сваны. Кто-то затянул боевую песню, ее подхватили. В этом стройном и суровом хоре звучала грозная готовность схватиться с кем угодно и все преодолеть на пути к победе. Молчаливо приветствовали воинов высокие башни, поднимавшиеся над каждым домом и превращавшие селение в неприступную крепость - если только оставались в нем воины.
Женщины, дети, рабы молча взирали на своих повелителей и защитников - кто с тревогой, кто с восторгом. Трое пришельцев довольно переглядывались между собой и с Исааком из Лахмульда. Поистине, гои и варвары - всего лишь большие дети!
Воины вышли на площадь, посреди которой возвышалась каменная стена с нишей, сделанной наподобие двери. В глубине ее были вмурованы в стену серебряные фигуры конного бога с копьем и двух волков. Внезапно одинокий всадник вылетел навстречу сванам, спрыгнул с коня и встал, раскинув руки, перед самым святилищем. Пришелец был молод, скромно одет. Длинными темными волосами и пронзительным взглядом больших черных глаз он напоминал Валента.
-- Стойте, храбрейшие из сванов! Вы идете к вратам светлого бога, а ведет вас воля Самаэля!
Пение разом смолкло. Именем иудейского архангела тьмы здесь называли злого брата Гмерти, вместе с ним творившего мир. Подлинное же имя создателя зла произносили лишь худшие из колдунов в самых мерзких заклятиях. А молодой пришелец продолжал:
-- Вино или чары одурманили вас? Кому вы поверили? Посланцу Лысого Нерона и злейшему колдуну из Братства Тьмы! Что доброго они могут желать вам? И что здесь делает Аграм Вишап?
Чернобородый князь выступил вперед. Голос его был подобен шипению разозленной змеи.
-- Аграм Мурацани здесь, как всюду и всегда, готовит месть вашему Братству Солнца. Вы научили Артавазда истребить наш род, разбить головы детям, отсечь руки и ноги женщинам. Мы для вас, чистых и праведных, не люди, а гады. Что ж, я благодарен вам: вы заставили меня вспомнить кровь моих предков - вольных вишапов!
-- Да, мы разоблачили перед Арташесом ваши козни. Но мы не учили зверствам его сына. Пока он изуверствовал и корчил из себя Вахагна, мы сражались с настоящими вишапами, вызванными Аргаваном. А уцелевшие Мурацани укрылись во дворце Арташеса, и ты среди них.
-- Ложь, все ложь! Ваша цель - всюду истреблять лучших, благороднейших, мудрейших. Рабы, неверные, подлые рабы! - раненым зверем вскричал Аграм.
-- Лучшие - это предатели и лазутчики вроде тебя? Или чернокнижники вроде вот этого? Не клевещите на род человеческий! - Отвернувшись от князя, пришелец обратился к предводителям сванов. - Таргва Палиани! Мабла-батоно! Разве не Братство Солнца помогло вам овладеть Диоскурией и Питиунтом? Вот его знак - монета отважного Савмака.
