Кадетская контрреволюция и ее разгром

имеет большие субсидии от Совета Народных Комиссаров на научные исследования»⁶⁵.

Все сильнее укреплялось в сознании Вернадского убеждение, что деникинский великорусский шовинизм ему «столь же противен, как и украинский национализм». «Мне хочется уйти и от того, и от другого, — писал он, — и может быть в конце концов я это сделаю»⁶⁶.

26 декабря 1919 г. в газете «Донская речь» была опубликована статья Вернадского «Научная задача момента»: «Сейчас здесь, в Ростове, — говорилось в ней, — звучат опасные речи… старые речи русской правительственной организации, с которой нам всем приходилось вести такую упорную борьбу… Есть опасность, что… некоторые из центров научного творчества могут погибнуть в вихре событий… Возрождаются скверные навыки старой русской власти жертвовать расходами на культурные русские ценности… Сейчас главнейшей силой, спаивающей новое русское государство… будет являться великая мировая ценность — русская культура во всех ее проявлениях»⁶⁷.

Именно на этой почве — заботы о развитии отечественной культуры, стремления к достижению научного прогресса — произошло сближение Вернадского с политикой большевистской партии, начался его большой путь в советской науке. Характерно, что в число нескольких первых научных трудов, предназначенных к публикации после окончания гражданской войны, В. И. Ленин включил исследование Вернадского о строении земной коры⁶⁸. Вопрос об отношении к С. Ф. Ольденбургу и В. И. Вернадскому специально рассматривался Политбюро ЦК РКП(б) летом 1921 г.⁶⁹

И в качестве последнего штриха приведем следующее чрезвычайно интересное свидетельство одного из основателей кадетской партии — И. И. Петрункевича. «На днях я получил письмо от Вл. Ив. Вернадского… — писал он в 1923 г. — Все прошлое им сожжено без остатка… Он старается уверить меня, что все, во что мы верили и что делали, это все ближе к реакции… чем к тому, что мы воображали: к свободе, добру, порядку… Он уверяет, что русская интеллигенция поколеньями подготовляла с энергией и страстностью большевистский строй, и заключает: „Как химическая реакция — полученный результат освещает весь процесс”»⁷⁰.

Позиция таких людей, как Вернадский, Ольденбург, Мануйлов, Дживелегов, определялась прежде всего патриотическими чувствами, желанием жить одной жизнью со своей страной, со своим народом. Однако большинство партии «народной свободы» оставалось во вражеском лагере. Значительная часть кадетов не уехала из Советской России, но не по принципиальным соображениям, а в силу сложившихся обстоятельств. Это были прежде всего представители городской буржуазии. Растерянные и испуганные происходившим на их глазах крушением всех привычных устоев и основ, а главное, принципа частной собственности, они ненавидели Советскую власть и мечтали о ее свержении. Многие члены кадетской партии в тылу Советской Республики, ее организации на территориях, оккупированных белогвардейцами и интервентами, и все ее руководство (за упомянутыми выше редчайшими исключениями) продолжали вести упорную борьбу против диктатуры пролетариата.

Октябрьская революция вызвала в психологическом настрое большинства кадетов резкую реакцию, в связи с чем они «сильно метнулись вправо»⁷¹. Об этой эволюции свидетельствуют и решения Центрального комитета партии «народной свободы», и высказывания отдельных ее лидеров, и выступления кадетской печати.

Прежде всего здесь следует сказать об официальном возвращении кадетов к монархической идее. В декабре 1917 г. Тыркова в частном письме сообщала: «Общий прогноз в нашей среде такой. Это все (Советская власть. — Н. Д.) скоро провалится и даст место или генералу, или, что гораздо вернее, самодержцу»⁷². Тогда же кадетский ЦК разработал и на своем заседании в феврале 1918 г. утвердил документ, в котором говорилось: «Провозглашенные республиканские формы правления не отвечают пониманию и степени государственного развития подавляющего большинства населения. Должно поэтому признать, что монархия после мартовского переворота 1917 г. была отвергнута в ущерб интересам России… После долгого и горького опыта революции… восстановление законно приемлемой монархии как единственной формы, могущей еще обеспечить наше национальное и государственное бытие и порядок, представляется безусловно необходимым»⁷³.

Это единственный за годы гражданской войны официальный документ, зафиксировавший позицию кадетского ЦК по вопросу о форме правления. Во всех других последующих резолюциях и постановлениях решение этого вопроса откладывалось до конца гражданской войны. Отметим, что речь здесь шла лишь о восстановлении «отвергнутой» монархии без всяких оговорок о ее ином по сравнению с прежней характере.

Документ этот прямо противоположен программе партии «народной свободы», утвержденной на ее седьмом съезде в марте 1917 г. «Россия должна быть демократической парламентарной республикой, — говорилось в ней. — Законодательная власть должна принадлежать народному представительству»⁷⁴.

Бесславный крах Учредительного собрания — «учредилки» способствовал формированию резко отрицательного отношения к ней со стороны кадетской партии. В январе 1918 г. ЦК кадетов в Москве принял следующее постановление: в связи с тем, что распущенное 6 января Учредительное собрание «не было в состоянии осуществить принадлежащих ему функций и тем выполнить задачу восстановления в России порядка», «возобновление его деятельности должно быть сочтено нецелесообразным и ненужным». Как будет показано ниже, это решение предопределило в дальнейшем основное расхождение между кадетами и мелкобуржуазными партиями в годы гражданской войны.

Кадетский ЦК подчеркивал, что считает «неотложно необходимым установление в той или иной форме сильной единоличной власти (т.е. диктатуры. — Н. Д.)» Далее в постановлении декларировалось: «По заключении всеобщего мира и установлении нормальных условий жизни» эта власть созовет «свободно избранное Учредительное собрание для установления нового государственного строя»⁷⁵ (в отличие от избранного в 1917 г. это будущее собрание впоследствии часто именовали Национальным).

Несмотря на такую декларацию, большинство кадетской партии заняло в этот период сугубо негативную позицию по отношению к самой идее Учредительного собрания. На Южнорусской конференции партии «народной свободы» в январе 1918 г. Милюков открыто возражал против принципа «свободного волеизъявления народа». Это опасный путь, подчеркивал он. В таком случае всякая другая власть, установленная не в результате свободного волеизъявления народа, будет незаконной. «Уроками этой революции (Февральской. — Н. Д.) доказано, — заявил Милюков, — что неограниченное народовластие в условиях русской жизни ведет к тому самому, с чем мы теперь должны бороться»⁷⁶.

Характерно также высказанное в конце декабря 1917 г. мнение по тому же поводу виднейшего кадетского идеолога В. А. Маклакова: «Для народа, большинство которого не умеет ни читать, ни писать, и при всеобщем голосовании для женщин наравне с мужчинами Учредительное собрание явится фарсом»⁷⁷. «Член Учредительного собрания, — писал впоследствии В. Д. Набоков, один из наиболее деятельных руководителей избирательной кампании в конце 1917 г., — это звание совершенно мертвое… Утверждать, что сам народ всеобщим голосованием… возложил на членов Учредительного собрания тяжкую обязанность стоять на страже интересов государственных — значит произнести лживую и пустую фразу»⁷⁸.

В упоминавшемся выше документе, разработанном кадетским ЦК в феврале 1918 г., утверждалось: «Принцип привлечения к выборам в представительные государственные учреждения всего населения поголовно должен быть отвергнут… Идея Учредительного собрания как выражение всенародной мысли и воли должна быть ныне тоже отвергнута, так как народ на данной ступени развития, очевидно, не может учредить жизнь великого государства применительно к современным сложным и трудным условиям»⁷⁹.

Позиция кадетской партии в этом вопросе наиболее откровенно была сформулирована в программной статье «Пересмотр идеологии», опубликованной в «Русских ведомостях» 27 марта 1918 г. Опыт революции, говорилось в ней, «с убедительностью доказал, что в нашем случае применение неограниченного народного