— Вы с ним не знакомы?
— Нет, мэм.
— Полагаю, что он намного старше вас, но биологически вы близнецы. Ты обязан знать, что будет с ним. Как ты относишься к тому, чтобы уничтожить своего брата-близнеца?
— Мэм, он изнасиловал мою мать. Он свел ее с ума.
Фрисд кривит губы и кивает. Ее задумчивый взгляд бродит по напыщенной компании.
— Были ли прецеденты выкачки мозгов у коммодоров?
Молчание тянется бесконечно, пока один долговязый, до чудного краснолицый мужчина не говорит:
— Очевидно, нет, мэм, иначе адмирал Рокер нам бы о них рассказал.
Фрисд смотрит на Рокера. Ее шея не толще руки Вауна.
Длинная губа Рокера лишь чуть-чуть кривится.
— Если вы помните историю бунта на «Молнии», мэм, вы согласитесь: то, что сделали там с главарями, было гораздо хуже, чем выкачка мозгов.
Фрисд морщится. — Надеюсь, мы не докатимся до варварства древних времен, адмирал. Давайте проголосуем… предварительное отношение собрания к вопросу. Многие ли считают переливание сознания оправданным в данных обстоятельствах?
Ваун не отваживается оглядеться и посмотреть на результат, но он видит Рокера, и Рокер не рад. Итоги не обнародуются, а возможно, адмиралиссимус и не потрудится провести точный подсчет голосов.
— Похоже, вы таки нас не убедили, адмирал, — нежно говорит Фрисд.
Очевидно, судьба Приора решена. Обсуждение закончено.
Румяный мужик поднимает руку, Фрисд взглядом предоставляет ему слово.
— Благодарю, мэм… — Должно быть, он один из лидеров антирокеровской коалиции, ибо все замирают. — Я понял, что против коммодора Приора выдвинуты некие странные обвинения в изнасиловании и что он пока откладывал свою защиту.
Это вполне понятно. Но мы можем спросить, почему дело так долго лежало под сукном — пять лет, не так ли? Признаю, что имеется достаточно свидетельств, чтобы передать дело в трибунал. Все прочее — беспорядок, мэм.
Фрисд ждет, мужик пожимает плечами и продолжает:
— Нам не было дано никаких доказательств этой сомнительной войны на Авалоне. Нам просто показали пару непонятных перехватов — фрагментарных и неразборчивых. Таких улик не примут ни в каком суде, ни в гражданском, ни в военном. Свидетельские показания последних эмигрантов спорны и основаны на слухах. Считается, что некий анклав, средоточие запрещенных технологий, был разрушен в каком-то поселении в глухом углу планеты… когда это было?
— По нашему летосчислению — в 29364-м, — холодно сказал Рокер.
Остальные гадко улыбаются.
— И сколько прошло времени после этого до того момента, когда «Зеленые пастбища» покинули Авалон?
— Семь лет, семь ультийских лет.
— Приор был тогда курсантом, так? Ваши свидетели согласны в одном — в том, что к началу полета Приор был подростком. Во времена тех печальных событий, когда бы это ни было, он был всего лишь ребенком и никем иным. Сейчас с Авалона прибывает очередной корабль. Не было выдвинуто никаких доказательств, что это не самый обычный межзвездный…
— Приор сам назначил себя командиром вылетающего навстречу корабля, перебил его Рокер.
Долговязый мужчина, похоже, еще уютнее угнездился в своем мягком кресле.
— Необычно, но навряд ли это бунт! И в высшей степени естественно. Он родился на Авалоне. Ему интересно было бы услышать новости с родной планеты.
Он одаривает Рокера сияющей улыбкой, будто бы прося его подтвердить сказанное. Потом вновь обращается к Фрисд.
— Абсолютно никаких доказательств того, что стандартных мер предосторожности будет недостаточно, представлено не было, мэм. Их, наверное, можно усилить. Мы можем и на это пойти. Но нарушить конституционные права одного из старших членов Патруля и подвергнуть его варварству переливания сознания… для этого нужны доказательства, мэм! Настоящие доказательства!
Все взгляды обращаются к Рокеру, чья голова глубоко вжата в бычьи плечи.
Он смотрит на оппонента.
— Мы говорим здесь не о пиратском набеге, не о каноэ с людоедами! Наши стандартные меры предосторожности способны обнаруживать обычные подрывные действия, да, и я не утверждаю, что вторжение силами обычных вооруженных формирований на межзвездных расстояниях может быть чем-то иным, нежели фантазиями на общественном коме. Нет, здесь мы боремся с болезнью! Дайте инфекции зацепиться, и нам уже от нее не избавиться! Одного корабля с инженерами и оборудованием за глаза хватит.
Как кажется Вауну, Рокер не очень убедителен. Будто неуловимый туман недоверия поднимается над знатной аудиторией. Заскорузлые аристократы никогда не проявляют сердечности по отношению к революционным идеям.
— Вы рискуете судьбой целой планеты из-за одного человека! — рявкает Рокер.
Только хуже сделал — теперь ему придется придумывать что-то еще.
Ваун размышляет о том, что ждет его, если они откажутся от выкачки мозгов. Тогда он станет не более чем лишним свидетелем, и его бросят в тюрьму и продержат там до тех пор, пока Q-корабль не подвергнется проверке и не будет установлена истина. Прежде, чем это случится, большая часть свидетельств канет в туманных лабиринтах патрульной политики, тем более что ставки столь высоки. А если Рокер не прав, если экипаж и пассажиры — обычные люди… что тогда?
Он провел две упоительные недели с Мэви в раю Вэлхэла, но слизень с Путры не имеет отношения к возвышенному и блестящему миру власти. Вечно терпеть в Патруле его, естественно, не будут, и лучшее, на что ему можно надеяться, — что его вышвырнут назад в его болото. Собрание озабочено Приором. О благополучии Вауна никто ни здесь, ни где-либо еще не беспокоится… кроме Мэви, но, при всем благородстве своего происхождения, она для спейсеров не более чем девочка для развлечений. Краснорожий вдыхает аромат победы.
— В конце концов, — весело говорит он, — если людям на Авалоне пришлось боротьcя с этаким злом, то авалонское командование наверняка выслало бы нам предостережение. Радиоволны, наверное, побыстрее доходят, чем Q-корабли?
Рокер улыбается.
Прежде чем он успевает воспользоваться предоставившейся возможностью, Фрисд показывает, что она по-прежнему способна быть обоюдоострой.
— Лейтенант?
Ваун уже настолько заиндевел, что еле шевелит губами.
— Мэм?
— Отвечайте на возражение адмирала Хагара.
— Q-корабли движутся по кратчайшей линии, вдоль светового луча, мэм. Их сингулярности генерируют интерференции, препятствующие осуществлению радиосвязи между местом назначения и местом старта… мэм.
Детский лепет. Аудитория смущенно поеживается.
— Спасибо, — говорит удовлетворенная Фрисд. — Я так и думала, что есть какой-нибудь такой закон.
Лицо Хагара становится неимоверно пунцовым.
Адмиралиссимус кладет одну руку на колено своего спутника, другую на диван и легко встает. Она неторопливо подходит к Вауну, чтобы рассмотреть его с близкого расстояния. Ее сладкие алые губы еще сохраняют остатки улыбки, но то, что Ваун видит в ее глазах, приводит его в смятение. Интересно, с кем опаснее связываться — с ней или с Братством? Ошеломленный, Ваун понимает, что в настоящий момент над ним нависла еще большая опасность, нежели над Приором.
Фрисд смотрит на Вауна, но обращается ко всем. Ее голос — мурлыканье оголодавшего хищника.
