Это имя назвал Голос и одновременно с ним двое советников – Баслин и Ордур.
– Да? Почему? – Гвин внутренне содрогнулась, вспомнила ужасное видение. Она считала Зорга безжалостным убийцей, а вовсе не стратегом.
– Он – командир Череполиких, – сказала Лабранца.
– Знаю. Я с ним встречалась. Но почему он?
– Он – командир Череполиких, – повторила Лабранца. – Одного этого уже достаточно. Если кто-нибудь способен оказать серьезное сопротивление карпанцам, так это Зорг.
– А Нурц и Мокт согласятся, чтобы он возглавил их войско?
Лабранца подумала.
– Может быть, Зоргу они и поверят – если он даст им клятву воина. В конце концов, положение настолько серьезно, что тут уж не до страха перед веснарцами. Но если он сохранит верность Гексциону, они, конечно, не согласятся.
«Видимо, это означает, что я приняла свою судьбу, подумала Гвин. Как говорит Ниад, главное – мотивация».
– А Гексцион отпустит Зорга? Позволит ему возглавить войско коалиции?
Лабранца покачала головой: как же! Лампы опять начали раскачиваться у них над головой.
Тибал Фрайнит со смешком сказал:
– Насколько я припоминаю, загвоздка в том, что наш друг Гексцион чересчур уж увлекся уничтожением потенциальных соперников. Он перебил всех своих родственников и только тогда осознал, что в роли наследника оказался его двоюродный брат Зорг. Но тут ему ничто не грозит – воин никогда не нарушит присягу. Однако освободить Зорга от этой присяги было бы безумством. Гексцион, конечно, безумен, но иначе.
Голос все это знал.
Зиберора высказала вслух то, что у остальных было на уме:
– Но если Гексцион умрет, Зорг станет королем Веснара, так? – Она подмигивала Гвин и корчила гримасы, словно намекая, откуда ей пришла в голову эта злодейская мысль.
Лабранца стукнула кулаком по столу. Лампа у нее над головой заметалась, как полоумная муха.
– Нет! Гексцион заключил с нами договор! Если мы нарушим его, нам перестанут доверять. Мы потеряем все, чего сумели добиться за сто лет.
Гвин вгляделась в лица сидевших за столом. Надо перенести заседание на следующее утро. Ей и так есть над чем поразмыслить.
– Каких советников мы послали к веснарскому двору?
– Джоолграта и ивилграта. И он еще хочет получить муолграта.
– Зачем ему муолграт? Баслин осклабился:
– Надо полагать, для оргий.
С замиранием сердца, словно приближаясь к краю пропасти в ветреный день, Гвин спросила:
– А каковы обязанности джоолграта?
– Допрашивать подозреваемых в измене и предупреждать короля о готовящихся покушениях.
– Покушениях? Так и сказано в договоре?
Лабранца сощурилась. Бросив взгляд на Зиберору, она ответила:
– В договоре, по-моему, говорится об изменниках. Гвин вздохнула. Неужели придется на это пойти?
– Заседание переносится на завтрашнее утро. Благодарю.
56
С терпением стервятника, дожидающегося, когда наедятся более сильные, Чинг Чилит сидел на очень неудобной каменной скамье в алькове. Оттуда он мог наблюдать за дверью, ведущей в залу заседаний, находясь достаточно далеко от отвратительного ему привратника, от которого, по его мнению, несло гнилым духом старости и который обращался с ним безо всякого почтения. Заседание могло затянуться на всю ночь, и сам факт, что Гвин оттуда не выставили, говорил о ее победе. Лабранца больше не возглавляет Академию. Значит, Гвин и в самом деле поулгратка.
Время от времени кто-нибудь проходил по темному коридору, освещая себе путь фонарем. Большинство рарагашцев носили грубые зарданские балахоны и штаны, но некоторые были одеты более элегантно – в ливрею, нурцийскую мантию или в туники, которые раньше носили в Кволе. Многие сначала не узнавали Чинга, сменившего свой пышный наряд, потом делали удивленные глаза и проходили мимо, не говоря ни слова. Те, кто похрабрее, одаривали его презрительной усмешкой. Они, наверно, злорадствовали бы еще более откровенно, если бы знали, что его покровительницу свергли с престола. Ну и пусть. Хорошо злорадствует тот, кто злорадствует последним. А Чинга Чилита еще рано списывать со счетов.
