улыбкой, проблесками ума, намеком на внутренний огонь.
– Встречались? Прости, но я…
– Меня зовут Шупи. А тут называют Шупиим, а ты очень скоро станешь Гвиним, думается мне. Я прежде работала в «Гостинице на улице Феникса».
Гвин сделала огромное усилие, чтобы собраться с мыслями, и потерпела полную неудачу.
– Мне очень жаль. Но я не помню.
Шупиим засмеялась:
– Конечно! Мы никогда не были по-настоящему знакомы. Тогда Кэрп-садж ухаживал за тобой, и я тебя несколько раз видела. И понятно, что ты меня не запомнила. Я очень сочувствую… но ты, наверное, не хочешь, чтобы тебе напоминали… Ты не окажешь мне честь переночевать в моем доме?
Гвин почувствовала себя человеком из пословицы, цепляющимся за мифическую соломинку. Женщина, которая думает, как она, – или, во всяком случае, поймет ее, если понадобится.
– Но Булрион…
Шупиим снова засмеялась и перехватила младенца поудобнее.
– Вы еще не поженились? До тех пор тебе не положено спать под его кровом, Гвин-садж. Как бы ты их ошарашила! У нас, конечно, есть гостевой дом, но в нем сейчас живет приезжий. Мужчина. В моем доме ты будешь желанной гостьей.
Теснившиеся вокруг одобрительно заулыбались и закивали.
– Ты очень добра, Шупиим. Но, возможно, твой муж…
– А ты с ним знакома. Он поехал в Далинг, это гнездо всех бед! Хорошо, что ему я могу доверять, верно?
– Просто ты его до смерти заругала! – сказал мужчина, и все захохотали.
– Вот я ему скажу, как ты ко мне липнул, Конион!
Конион завопил в притворном ужасе, и опять все захохотали. Семейные, непонятные чужим шуточки. Год-другой, Гвин станет одной из них, поймет подоплеку поддразниваний.
– Идем! – сказала Шупиим и повернулась, показывая дорогу. – Мой муж – Джукион Тарн, Гвин-садж. Ты его знаешь?
– Ну конечно! Великан!
Миниатюрная женщина просияла от гордости:
– Самый дюжий Тарн из них всех!
Следуя за ней через толпу, Гвин сказала:
– Он пришел мне на помощь! На меня напал пьяный, и Джукион свалил его одним ударом.
– Да? – Шупиим грозно нахмурилась.
– Я была ему очень благодарна.
– Ну, тогда хорошо.
Однако, судя по лицу Шупиим, ничего хорошего тут не было. Судя по ее лицу, она предпочитала держать своего колосса-мужа на привязи покрепче. Взрослые вокруг них мало-помалу исчезали. Даже собаки, обнюхавшие следы Гвин, начинали утрачивать интерес, но дети продолжали глазеть на нее. У нее стучало в висках, все тело разламывалось от боли. Вокруг этого дома направо, вокруг того налево… Почему у них нет настоящих улиц? Запахи стряпни, куриного помета, детей. Через несколько лет Гвин уподобится этой женщине? Неуклюжая одежда из домотканого холста, младенец у ее груди, его братишка держится за ее подол? Что-то не похоже на Гвин Солит. Но через несколько дней она станет Гвиним Тарн. И Гвиним будет иной.
Теперь она обнаружила, что в расположении домов есть определенный порядок. Они группировались по пять-шесть – так, что все двери были обращены к подобию общего внутреннего двора, поросшего замусоренной травой. Шупиим направилась к черному провалу в грубой, беленной известью стене. По сторонам – две скамьи. Навстречу ринулся поток испуганно квохчущих кур.
Внутри приятная прохлада, но и сумрак, пропитанный запахами древесного дыма, стряпни и людей. Окон не было, свет падал из дверного проема и из-под стропил, так как стены не смыкались с кровлей. На середине очаг, по стенам – кровати, прялка и больше ничего. Значит, они едят, сидя на полу. Горшки и сковороды, мешки с запасной одеждой, плетенки с овощами, пучки душистых трав свисали с балок, куда не могли забраться крысы. Первозданная убогость, но в самой ее простоте было что-то странно привлекательное. Жизнь в таком доме должна быть бесконечно далека от интриг и политики Далинга. Еда, сон, любовь – вот и все, что важно тут.
Нет, еще одно! Ведро с водой, накрытое тряпицей. Оно поглотило ее внимание, более желанное, чем торжественный обед из семи блюд.
– Разденься и вымойся, Гвин-садж, – сказала Шупиим, осторожно укладывая младенца на одну из кроватей. – Сейчас подберу тебе чистую одежду.
– Я привезла кое-что, но не знаю, куда отвели лошадей. (И кто-нибудь вспомнил про Джодо, джоолгратку?)
– Городская одежда тут не годится. И не беспокойся о Старике… то есть о Булрионе-садже. Он тебя скоро разыщет. Ты, наверное, устала с дороги?
Стараясь не замечать ничем не закрытого дверного проема и взглядов двух малышей, Гвин сняла грязную пропотевшую одежду, встала на колени у ведра и взяла тряпицу. Вода была холодная, но такая приятная! Простые радости дарят неимоверное удовольствие. Каждое прохладное прикосновение тряпицы вместе с пылью, казалось, убирало заботу за заботой. Она наклонила голову, чтобы помыть волосы. Дети
